Гарсоньерка

тридцать шесть тридцать семь тридцать восемь

сходи к нему прошу сделай это ради меня она

тридцать девять сорок сорок один сорок два

надеется то что она сейчас делает не глупость

Ева Мария спотыкается.

сорок три сорок четыре сорок пять сорок шесть

Витторио то что ей надо она сразу это почувство-

сорок семь сорок восемь сорок девять пятьдесят

вала его вопросы ее ответы и даже паузы их мол-

пятьдесят один пятьдесят два пятьдесят три

чание их расхождения она всегда чувствовала себя

пятьдесят четыре пятьдесят пять пятьдесят

с ним свободно он никогда не был ни тупым ни

шесть пятьдесят семь пятьдесят восемь пятьде-

высокомерным никогда не лукавил и когда ей хоте-

сят девять шестьдесят шестьдесят один шесть-

лось рассмеяться то ей хотелось рассмеяться заго-

десят два шестьдесят три шестьдесят четыре

ворщическим смехом это не было насмешливым

шестьдесят пять шестьдесят шесть шестьдесят

мелочным желанием посмеяться над ним над его

семь шестьдесят восемь шестьдесят девять семь-

истолкованиями как у нее раньше бывало с другими

десят семьдесят один семьдесят два семьдесят

в глубине души она заливалась смехом ты ничего

три семьдесят четыре семьдесят пять семьдесят

не понял бедняжка ты попал пальцем в небо и

шесть семьдесят семь семьдесят восемь семьдесят

видишь ты меня в последний раз Витторио всегда

девять восемьдесят восемьдесят один восемьдесят

действовал уместно очень уместно он учил ее смот-

два восемьдесят три восемьдесят четыре восемь-

реть на вещи под другим углом под правильным

десят пять восемьдесят шесть восемьдесят семь

углом как забавно она всегда считает ступеньки

восемьдесят восемь восемьдесят девять девяносто

когда поднимается по лестнице и никогда не счита-

девяносто один девяносто два девяносто три

ет спускаясь она надеется то что она сейчас делает

девяносто четыре

не глупость

Ева Мария переводит дыхание. Девяносто четыре ступеньки. Их всегда оказывается столько. Ни одна не сбежала на какую-нибудь другую лестницу у которой репутация получше. Декорациям все равно. Скорее, никто не должен ее увидеть. Ева Мария следует инструкциям, которые дал ей Витторио. Вставляет самый маленький ключ из связки в замочную скважину, тянет дверь на себя. Поворачивает ручку. Ева Мария проскальзывает в квартиру. Скорее. Закрывает за собой дверь. От страха дыхание у нее учащается. Она прислоняется к двери. Глаза привыкают к темноте. Она едва удерживается от крика. Кто-то стоит, прижавшись к стене. Ева Мария сглатывает. Вешалка. На ней висит серая куртка. А так и кажется, что там человек. Проходя мимо, Ева Мария трогает куртку рукой. «Ну и напугала же ты меня». Толкает дверь кабинета, впервые к ней прикасаясь: дверь всегда была в полном распоряжении Витторио, он сам открывал и снова закрывал ее, впуская и выпуская пациентов, будто заключал сеанс в скобки. Ева Мария садится на диван. Ей надо собраться с мыслями. Ей так хорошо знакомо это мягкое сиденье. Она смотрит прямо перед собой – на большого павлина. Невозможно представить себе Витторио в другой обстановке, не на фоне этой огромной картины. Ева Мария вспоминает грязно-бежевые стены тюремной комнаты свиданий. Закрывает глаза. Снова открывает. Ей хотелось бы, чтобы напротив сидел Витторио и улыбался этой своей, такой привычной, всегдашней ободряющей улыбкой, а вместо того в павлиньих перьях отражается улыбка лунного серпа семнадцати дней от роду.