Гарторикс. Перенос

Кайра опустила голову и положила левую руку на колени, слегка поглаживая спазматически подрагивающие пальцы, как будто это было маленькое домашнее животное, которое нужно было успокоить.

– У вас есть дети? – тихо спросила она.

Эштон кивнул раньше, чем успел сформулировать очередной отражающий вопрос. Раньше, чем вообще понял, что шевельнулся. Он вдруг подумал, что за три года никто ни разу не спросил его об этом – как будто ответ был написан у него на лбу.

– Мы с женой ждем ребенка, – сказал Эштон, запнувшись на слове «ребенок». – Он должен родиться в феврале.

Кайра вздохнула.

– Знаете, мы познакомились в университете. Эмбер была единственной, кто решился сказать вслух, что у меня красивые глаза, – она усмехнулась. – Мы как-то сразу решили, что будем жить для себя. Наша свадьба была под водой, в аквалангах – мы обе любим дайвинг. Половина друзей и родственников не смогли даже опуститься на ту глубину, где мы обменялись кольцами.

Она слегка улыбнулась внутрь себя – так же, как почти девять лет назад улыбалась Мия. Эштон вышел тогда утром на кухню и увидел ее сидящей над остывающей чашкой кофе, словно она вдруг забыла, что с ней делать. Он подошел налить себе кофе, Мия подняла голову и улыбнулась – но не ему, а вглубь своего живота, и Эштон сразу всё понял.

– Теоретически ни она, ни я не были против детей, – голос Кайры вернул его в полумрак кабинета. – Но и до диагноза они как-то… не вписывались. Понимаете?

Прозрачные глаза смотрели на него с надеждой. Эштон кивнул.

– А теперь у нас это… растение, – Кайра недовольно поджала губы. – Жена притащила его откуда-то с работы и запрещает мне выключать свет в гостиной, потому что оно, видите ли, плохо растет в темноте.

Эштон напряг скулы, чтобы ненароком не улыбнуться.

– Вы чувствуете, что ее внимание впервые принадлежит не только вам?

– Нет, – серьезно сказала Кайра. – Я по-прежнему в центре ее внимания. Но теперь я думаю: что, если тогда, после университета, она просто со мной… согласилась?

Эштон вспомнил страх на дне распахнутых глаз Мии и свою фразу, сказанную прямо в перепутанные волосы: «Всё будет хорошо».

– Даже если так, ваша жена – взрослый человек, и это ее выбор, – сказал он.

Кайра покачала головой.

– В любви не бывает никакого выбора, – сказала она. – Ты просто любишь – и всё.

Ее взгляд, как прожектор, скользнул по столу, по стоящей возле экрана голографической рамке, где Эштон с Мией лежали на песчаном мелководье, запутавшись в ее мокром платье, задыхаясь и хохоча. Это был их четвертый или пятый раз на озере – тот, после которого он увидел ее на кухне улыбающейся внутрь себя.

Даже родив, Мия не перестала так улыбаться. Эта улыбка была как жест, будто она осторожно нащупывала в себе то место, где был Ави, – хотя сам Ави преспокойно спал в детской, или бегал за белками в парке, или выдавливал зубную пасту в туфли, если Мия неосторожно оставляла их в прихожей, придя с прогулки.

– Вы не замените вашей жене ребенка, которого у нее нет, – сказал он и негромко откашлялся. – Даже если откажетесь от своей жизни.

Кайра крепко взяла себя за руку и подняла на него прозрачные глаза.

– Если меня не будет, она сможет завести ребенка с кем-то другим.

– Поэтому вы отказались от Лотереи? – спросил Эштон. – Чтобы… дать ей шанс?

– На Гарториксе люди живут вечно, – просто сказала она. – Я не хочу, чтобы моя жена была привязана ко мне навсегда.

– Но именно это вы и пообещали ей, когда женились.

– «Пока смерть не разлучит нас», – улыбнулась Кайра. – Я всегда читаю всё, что написано мелким шрифтом.

Эштон поднял брови.

– Но ведь для вас это так и будет, – сказал он. – Никакой обратной связи с теми, кто совершил Перенос, не существует. Скорее всего, они даже не знают, что происходит здесь, на Земле.

– Как же тогда они отправляют нам свои мыслеобразы?

– Судя по всему, это происходит автоматически, – Эштон пожал плечами. – Всё равно как если бы вы ей снились.

Кайра усмехнулась.

– Если я буду всё время ей сниться, она никогда не сможет спокойно жить дальше.

Эштон молча смотрел на ее руки, державшиеся друг за друга. У него за спиной, хохоча, задыхалась на мелководье голографическая Мия.

– Она и так не сможет, – тихо сказал он.

За три года Ави так и не приснился ему – ни разу. Наяву Эштон всё время видел его – в парке, возле дома, на заднем сиденье семейного аэротакси, проплывавшего мимо во встречной пробке. Но стоило закрыть глаза, как всё исчезало, и Эштон оказывался один на один с пустотой. Он почти перестал спать, чтобы не проваливаться туда, где не было Ави – а значит, не было вообще ничего.