Гарторикс. Перенос

С другого конца приемной к ним бежала медсестра в белоснежном костюме. Лицо у нее было отчаянное, как будто она куда-то безнадежно опаздывала. Мия улыбнулась и даже открыла рот, чтобы сказать ей, что никакая работа не стоит таких переживаний, но в тот же момент медсестра исчезла, и весь остальной мир исчез вместе с ней.

Глава 10. Эштон

Несмотря на холодный медицинский свет с потолка, в комнате было довольно тепло. Эштон снял ботинки и поставил на нижнюю полку небольшого пластикового контейнера. Носки он аккуратно свернул и положил сверху, а потом подумал и затолкал в ботинки, чтобы не создавать ощущения домашнего беспорядка. Мия собирала его носки по всей квартире, ворча, что они размножаются быстрее, чем вирусы в организме носителя.

Сняв рубашку, Эштон повесил ее на плечики в основном отделении контейнера и застегнул, как показывала инструкция на экране. Перед тем как повесить брюки, Эштон тщательно разгладил их, следя за тем, чтобы стрелки на обеих штанинах легли точно одна на другую.

Верхняя полка предназначалась для белья и мелких предметов, которых у него не было. Выходя из квартиры, он выложил всё из карманов, а карту-ключ опустил в почтовый ящик, мельком подумав, не забыл ли сполоснуть чашку. Высыхая, кофейная гуща оставляла на белом фарфоре коричневые разводы, из-за чего две почти новые чашки уже пришлось выкинуть.

Поежившись, Эштон взял с кресла аккуратно сложенные штаны и свободную рубашку без пуговиц. Мягкая невесомая ткань нейтрального цвета едва прикасалась к коже: Эштон ничего не почувствовал, словно так и остался голым. Немного помедлив, он закрыл дверцу контейнера до щелчка и приложил палец к углублению в центре. Контейнер с одеждой будет храниться вместе с телом до тех пор, пока родственники не изъявят желания забрать его.

Он сказал родителям о Переносе, как только вернулся из Центра Сновидений. Укол стабилизатора бодрил, делая всё вокруг таким ясным, что сомневаться в своем решении было даже смешно. Эштон передал самых трудных пациентов отцу, а остальных перенаправил к Леннарту и какой-то специалистке по околопереносным переживаниям, которую порекомендовала ему Дарин. С матери он взял слово, что до самого Переноса та ничего не скажет Мие.

Мия была единственным человеком, которого эти приготовления никак не коснулись. С каждым днем она возвращалась домой всё позже, как будто заранее готовилась к Переносу, оставляя его одного постепенно, шаг за шагом, как в детском саду, когда родители приходят всё позже и позже, а потом и вовсе перестают появляться, присылая вместо себя помощника по хозяйству. Ночью, когда она замирала, вжавшись в него голой спиной, он чувствовал, что они всё еще вместе, и прикидывал, сможет ли вспомнить это ощущение в каком-нибудь другом теле. Эштон знал все ее сны, словно они были его, мог по шороху ее ресниц на подушке определить, улыбается она или испугана, – но не мог заставить себя признаться ей в том, что она и так скоро узнает.

После обморока в клинике Колфилд Мию положили на сохранение. Эштон приходил к ней пару раз, но она всё время спала – ей давали большие дозы успокоительного, чтобы нейтрализовать эффект стабилизатора.

В последний раз он пришел накануне вечером. Мия, как обычно, спала. Осторожно убрав с ее лица ярко-зеленые пряди, зацепившиеся за ресницы, Эштон ощутил на тыльной стороне ладони теплое дыхание – и почему-то вспомнил, как Мия смеется: так, словно внутри у нее перекатывается щекотный упругий мячик. Невыносимо захотелось услышать этот ее смех еще раз, чтобы уж точно запомнить, но Мия спала, и он так и не смог придумать ничего смешного, чтобы ее разбудить.

– Если вы не возражаете, господин Герингер, – мягко сказал бесполый цифровой голос, – наш сотрудник проводит вас в зал подготовки.

Бесшумная дверь отъехала в сторону, и на пороге показался молодой человек с исключительно приятной улыбкой. Эштон машинально прикрыл руками мошонку: он всё еще чувствовал себя голым.

Комбинезон молодого человека почти сливался со стенами комнаты.

– Это совсем недалеко, – приветливо сказал он, делая жест в сторону коридора. – Не беспокойтесь, пол тут везде стерильный.

Эштон шагнул босиком через порог. Температура пола в коридоре синхронизировалась с температурой его тела, и он сразу же перестал чувствовать собственные ноги – как восемь дней назад, когда вышел с работы и, вместо того чтобы сесть в пневмопоезд и поехать домой, вызвал аэротакси и поехал в Центр Сновидений.

Розовощекий толстяк, принимавший их с Мией, встретил его профессиональной добродушной улыбкой.

– Насколько я понимаю, как лицо, принимающее медицинские решения относительно вашей супруги, вы решили передать ее номер, – сказал он. – До Переноса осталось восемь дней, поэтому вам доступна только адресная передача номера.

Эштон кивнул.

– Не в Лотерею, а кому-то конкретному, – уточнил толстяк.

Эштон снова кивнул, не совсем понимая, какой реакции тот добивается. Толстяк вздохнул.