Гарвардский баг

— Ксения Владимировна, — заговорил юрист, — вы можете подождать в опен-спейсе пока. К вам вопросов у нас больше нет.

— Если возможно, — вздохнула девушка, — я бы все-таки хотела остаться. Мне важно понимать, что произошло.

— Как хотите, — пожал я плечами и повернул голову к Хомской. Девчонка под моим взглядом побледнела еще больше, почти посинела и задышала так часто, как будто только что пробежала не меньше десяти километров. — Теперь вы, Елизавета. Мы ждем ваших объяснений и давайте сразу договоримся, что вы не будете зря тратить наше время.

Тишина. Две, три, десять секунд.

А потом Хомская подняла на меня взгляд, всхлипнула, дернулась и заревела в голос, размазывая тушь, слезы и сопли.

Охренели, кажется, все присутствующие, включая Ристас.

Ристас обвела присутствующих растерянным взглядом, посмотрела на ревущую и чуть ли не подвывающую Хомскую. Плакала девчонка самозабвенно: громко, с тонкими подвываниями и протяжными всхлипами.

И чем больше я за ней наблюдал, тем бредовее казалась вся ситуация, судя по рожам Келера и Тарасова, они придерживались примерно такого же мнения. Келер вообще выглядел как человек одновременно смертельно скучающий и также смертельно уставший.

— Лиза? — Ристас осторожно коснулась плеча девчонки, очевидно понимая, что, если не вмешается, истерика грозит затянуться. Но Хомская на жест отреагировала еще более громкими завываниями, подскочила на месте так, будто Ксения приложила к обнаженной коже паяльник.

Я поднялся, вздохнув, подошел к шкафу у противоположный стены, открыл дверцы. Среди кучи хлама — старых мониторов, клавиатур, внутренностей системных блоков и прочей хрени — откапал все-таки бутылку вискаря, подхватил стакан из биопластика.

— Пей, — впихнул стакан в руки Хомской после того, как алкоголь оказался в нем. Хомская завыла, в стакан вцепилась на автомате, продолжая трястись и размазывать по лицу сопли, слезы и тушь. Я вернулся на диван.

— Елизавета, я даю вам ровно три минуты на то, чтобы вы взяли себя в руки, — проговорил, краем глаза замечая, что Ирита почти завершила обработку. — Либо вы начинаете говорить и тогда, возможно, у вас появится шанс, либо вы покидаете Иннотек сейчас же и больше не возвращаетесь. Виски советую все-таки выпить.

Хомская как-то особенно жалко и ничтожно заскулила в ответ, трясущимися руками поднесла стакан к губам, опустошила в пару глотков, а потом все-таки включила мозг.

Истерика не закончилась и слова из себя она выдавливала вместе со слезами, заикаясь и запинаясь, дрожа мелко всем телом.

— Я… я… не думала, что все… будет так, — все еще бледная, с красными пятнами на лице и в измятой блузке, она смотрела на Ристас, избегая встречаться взглядом со мной или Тарасовым, и уж тем более с Келером. — Он сказал… сказал… что не успел забрать вещи. Сказал… я просто не смогла отказать… Я… прости Ксюша… — всхлипнула она, сминая в руках несчастный стакан.

— Фирсов сказал? — Ристас скрестила руки на груди, нахмурилась, садясь ровнее и пристально вглядываясь в лицо подчиненной.

— Мы бы все были вам признательны, Елизавета, — протянул лениво Келер, — если бы вам все-таки удалось связать слова в предложение. И заканчивайте уже реветь, раньше надо было.

Хомская от слов юриста снова дернулась и еще сильнее сжала в руках стаканчик, опуская голову.

Ну просто овца невинная.

— Женя сказал, что забыл в тумбочке паспорт, — опять начала Хомская, и со второй попытки вышло у нее чуть лучше. — Просил… не вносить в базу… В конце концов, это просто отпуск, что… я не понимаю почему…

Мы с Тарасовым переглянулись, Келер задумчиво разглядывал почему-то Ристас, а потом снова заговорил, обращаясь к лиду:

— Вы не рассказали Елизавете, что произошло с Фирсовым, — все так же немного отстраненно протянул Виктор, фраза не звучала ни вопросом, ни утверждением, Келер просто рассуждал вслух. — Что ж, здесь, наверное, я вас даже понимаю, ситуация нетривиальная и довольно щекотливая, а у суппорта языки очень длинные.

— Все верно, — кивнула осторожно Ристас, — но я говорила, что задача срочная, что…

— Я не понимаю… — хлопнула мокрыми длинными ресницами Лиза, перебивая лида, и переводя растерянный взгляд с нее на Келера.

— Фирсов — не в отпуске, — пояснил я девчонке. — Он в отпуске с последующим увольнением, потому что сидит на синте и, судя по всему, уже давно.

— Женя… — пискнула Хомская и почти закончившийся поток слез снова стал сильнее.

— Рассказывайте уже, Лиза! — не выдержал Тарасов, ударяя ладонями по столу с такой силой, что он заскрипел ножками по полу. Хомская опять сжалась, втягивая голову в плечи.

— Я… Женя… Я люблю его, — заревела она.

Да твою жеж мать!

Не выдержала даже Ристас. Схватила девчонку за плечи, встряхивая пару раз, зашипела что-то злое и неразборчивое, смотря в перепуганные оленьи глаза. Потом повернулась к нам. Хомская все еще ревела, но уже тише, явно стараясь сдерживаться.

— Можно я отведу ее в туалет? — спросила аккуратно Ксения. — Она успокоится и…

— Нет, — отчеканил я, — Пусть говорит и валит. Лиза, не испытывайте наше терпение.