Гас

— Гас, ты не мог бы зайти к Скаут перед тем, как лечь спать? Она весь вечер не выходила из комнаты. Я стучалась около семи, чтобы пригласить ее поужинать, но она не ответила.

— Наверное, спит. Ма, уже полночь, и я не хочу будить ее.

— Просто убедись, что с ней все хорошо, — отвечает она.

Пожав плечами, иду выполнять ее просьбу.

Мне не хочется будить Скаут, поэтому я стучусь в дверь очень тихо, хотя и понимаю, что она не услышит. Если только еще не спит и не сняла слуховой аппарат. Я уже изучил возможности ее слуха. Не получив никакого ответа, медленно поворачиваю ручку и захожу в комнату, чувствуя себя при этом грабителем в своем же собственном доме.

На мгновение, мне кажется, что в лунном свете я вижу Опти. Она стоит в майке и плавках — такая же, как и в ночь перед отъездом в Грант. Моргаю, и видение исчезает. Черт, я выпил всего одно пиво и мне не должно ничего мерещиться.

Но когда я перевожу взгляд на кровать, то опять вижу ее. Она лежит, под капельницей, подключенная к кислородному аппарату и, несмотря на это, пытается насладиться оставшимися ей днями. Все то время, что она провела с нами, я не спал. Ночами сидел возле ее кровати, не желая отпускать ни на минуту. Я смотрел на нее, на случай, если ей что-нибудь понадобиться. Держал за руку, чтобы чувствовать ее и знать, что она еще жива. Что она все еще моя девочка. Черт, я не хочу находится в этой комнате, где все напоминает мне об Опти.

Но эти мысли мгновенно испаряются из головы, когда я замечаю, что что-то не так. Открываю дверь пошире, чтобы в комнате стало светлее, a потом подхожу к кровати и внутри у меня все сжимается.

На щеке Нетерпюхи виднеется синяк, а на скуле — порез. На фиолетовом фоне ee шрамы выделяются особенно сильно. Опускаю глаза, чтобы осмотреть другие части тела и мне становится еще хуже, когда я вижу синяки вокруг запястий.

— Что за хрень? — Я не хотел произносить эти слова вслух. Я думал, прокручивал их в голове снова и снова, но не хотел, чтобы они вырвались наружу.

Нетерпюха начинает ворочаться, и я замираю, потому что не хочу ее будить. Но в то же время меня тянет узнать, что случилось. Выяснить, чем я могу помочь. И вытянуть из нее имя ублюдка, чтобы найти и убить его.

— Густов? — хриплым голосом спрашивает она. Спросонья у Нетерпюхи всегда хриплый голос, но сейчас даже больше обычного. Такое ощущение, что ее кто-то душил.

Я встаю на колени рядом с кроватью, чтобы видеть ее глаза.

— Что случилось? — Говорю тихо, потому что не хочу расстраивать ее, но в то же время достаточно громко, чтобы она услышала. А все потому, что не уверен, есть ли у нее слуховой аппарат.

Даже в темноте я вижу вспышку узнавания в ее глазах, но она все равно выглядит напуганной. Нетерпюха натягивает простынь до самых глаз и прячет под ней руки. Я не знаю, чего она больше смущается — синяков или своих шрамов, которые тянутся от плеча и практически до самого запястья. Я никогда раньше не видел ее левую руку без одежды.

Свиные ребрышки мирно спала у нее под боком, но теперь ощетинилась и мяукает, потому что, скорее всего, чувствует состояние Нетерпюхи. Я шикаю на нее, а потом глажу и беру на руки, чтобы опустить на пол.

— Привет. — Я немного сдвигаю простынь вниз, чтобы видеть ее глаза. Они блестят от слез. — Привет, — спокойно повторяю я еще раз. Мне нужны ответы. Не знаю, действительно ли хочу услышать их, но я должен ей помочь. — Что случилось?

Она пристально смотрит на меня и, судя по решительному взгляду, ничего не собирается говорить. Но через несколько секунд уголки ее губ опускаются, лоб морщится и на лице появляется выражение боли и грусти. Она выглядит как человек, который отчаянно пытается сдержаться и не заплакать. А следом за этим по ee лицу скатывается слезинка… другая... и Нетерпюха начинает рыдать.

Я не знаю, как на это реагировать, поэтому просто сажусь на краю кровати и глажу ее по волосам, от макушки до самых лопаток. Так обычно в детстве делала Ма, когда я был расстроен, и это всегда срабатывало. Нетерпюха все еще плачет, но я чувствую, что она начинает расслабляться. Когда слезы перестают течь, и она открывает глаза, я не знаю что ей сказать, поэтому просто перебираю ее мягкие волосы пальцами.

Нетерпюха хлюпает носом и пытается улыбнуться.

— Ты не придурок, Густов.

Не ожидал, что она скажет именно это.

— Иногда да, — пожав плечами, отвечаю я ей.

— Нет, не придурок. Ты хороший парень. Поверь мне.

Не знаю, к чему она это говорит, но я должен направить разговор в нужное русло, чтобы получить ответы.

— А кто тогда придурок? — Нетерпюха понимает, о чем я спрашиваю, а мне в голову приходит только гребаный Майкл.

В ответ она просто качает головой.

Я осторожно дотрагиваюсь до ее щеки, но она вздрагивает от боли и нежелания показывать свой шрам.

— Прости. Тебе принести лед? — быстро отдернув пальцы, спрашиваю я.

— Я в порядке, — пожав плечами, отвечает она.

— Боль и опухоль — это не в порядке. Я принесу немного льда, а потом мы поговорим.