Гастарбайтер

Через полчаса мы с Хохлом сидели в моей квартире и поступательно накачивались запасами моего коньяку, закусывая его запечённой уткой с яблоками. Над этой проклятой уткой вчера полвечера проколдовала Иришка, впервые решившая накормить меня ужином собственного приготовления. При этом она забывала обо мне, поминутно вскакивала и убегала на кухню, а я, дороживший каждой совместно проведённой с ней минутой, оставался в комнате один и вполголоса обругивал всех фермеров мира, равно как и всех производителей духовок, а заодно уж и издателей всех на свете кулинарных книг. К слову сказать, утка получилась у Ирки неважно – непрожаренная, она вызвала у меня воспоминания детства, когда я в пятилетнем возрасте пытался съесть каучуковый мячик. Ирке я, естественно, такого озвучить не мог, а в нашем с Хохлом состоянии еда была уместна мало. Куда важнее был коньяк. А уж его-то запасы в моём доме не переводились. Уничтожив первую бутылку мартеля, Хохол постепенно пришёл в себя, и мы стали думать, как будем жить дальше.

– У тебя сколько денег осталось, Жень? У меня вообще ни гроша, портмоне сгорело на хер, – Хохол, сосредоточенно сопя, скручивал голову второй бутылке.

– Да нисколько, Сань. Мелочь какая-то. Оставалось вчера сотни две, мы с Иркой поужинали, да в магазин зашли.

– С ума ты сошёл, Женя. Разве можно на пожрать с бабой столько бабла тратить? В «Ампире» жрал, небось?

– Угу. А где ещё, он же рядом, – «Ампир» находился в соседнем доме, на углу с Тверской улицей. Я терпеть не мог тяжеловесные интерьеры этого кабака, но Ирке там нравилось.

– Жрать надо дома! – Хохол икнул и назидательно поднял вверх указательный палец. – Так шо ж мы делать-то теперь будем?

– А у нас разве большой выбор? Пойдём в понедельник, устроимся в какую-нибудь контору типа нашей, за день наколбасим бабла, закупим в «Севастополе» товара и начнём всё сначала. Здоровье не потеряли, и то ладно. Прорвёмся. Обидно, конечно, ну, а чего теперь делать? Это же ты у нас финансист хренов, всё бабло в товар вбухивал. Вот объясни, на хрена тебе была нужна на складе мёртвым грузом тридцатка зелени?

– Как это на хрена? Деньги-то и просрать можно. Вон ты как с Иркой ужинаешь, аж на двести грина зараз. А товар, он и в Африке товар. Я думал, на пятьдесят штук на складе насобираю, а потом уже и на себя работать можно будет. Эх, – взор Хохла при воспоминании о сгоревшем товаре начал снова затуманиваться. – Толку-то. Никуда я устроиться не смогу. У меня паспорт в ящике стола лежал, вместе с портмоне, а стол те волки спалили. Так что придётся тебе денёк одному побегать… Жень, ты чего?

Я похолодел. Паспорта я с собой никогда не носил – советского ещё образца, с туркменской пропиской, в поставленной Лужковым на полукомендантский режим Москве, он был мне без надобности, а останавливавшим меня для проверки ментам я обычно всучивал какую-нибудь десятку, мотивируя это тем, что забыл документы дома. И паспорт мой хранился в офисе, в том же самом ящике стола, что и хохловский.

– Ну, зашибись! – Хохол хлопнул обеими ладонями по столу и откинулся назад. – Приехали, твою мать. А мне завтра за квартиру платить… Придётся переехать к тебе.

– Переезжай хоть сейчас. Моя проплачена до послезавтра, – я ухмыльнулся, налил себе полстакана коньяку и выпил залпом. Ситуация на глазах выходила из-под контроля, и нервы мои начали сдавать окончательно. Хохол крепко выругался, тоже махнул стакан и, спотыкаясь, пошёл спать.

На Москву спустился поздний вечер. Шум машин на Садовом перестал быть монотонным, а в окна ворвался яркий свет от рекламных щитов и многочисленных уличных фонарей. Я стоял у телефона и думал, что если Ирка уже отошла от утреннего эксцесса и пригласит меня приехать, то оставшихся у меня денег хватит только на метро. Нет, сегодня мы не увидимся точно. Мне просто очень хочется услышать сейчас её голос. Мне сразу станет легче и появятся силы для того, чтобы начать всё сначала. О сегодняшнем происшествии я ей, конечно, ничего не расскажу. Я её для этого слишком люблю. Но будет гораздо легче, если она просто пожелает мне спокойной ночи. И я, решившись, набрал её номер.

– Привет, Ир…

– Женя, я же просила тебя не звонить сюда больше. Я всё решила, ты мне не нужен, оставь меня в покое.

– Ир, я только…

– Я же ясно сказала! – голос её сорвался на фальцет. – Не звони сюда вообще никогда! Ты никому здесь не нужен! – и раздражённо припечатала перед тем, как повесить трубку: – Лимита чёртова!

Всё напряжение этого дня, вкупе с безрадостными перспективами дня завтрашнего, свалилось на меня в один миг. Ну да, конечно же, ты москвичка. А значит, королева, чуть ли не богиня. А кто я? Эмигрант без роду, без племени, а теперь ещё вдобавок нищий и бездомный.

Окончательно раздавленный, я прошёл на кухню, достал ещё одну бутылку коньяку, налил стакан, съёжился в кресле и застыл до утра.