Гастарбайтер

– Меня Евгений зовут, – с ходу перевёл я разговор в конкретику. – А ты до сих пор не представился. Невежливо это. Не по-людски, – я позволил себе съехидничать.

– Лёхой называй, – отозвался он. – Лёха Электорогорский. А как зовут тебя, я и так знаю. Я вообще всё о тебе знаю. И откуда ты родом, и откуда приехал, и кем живёшь, и чем дышишь. И даже за погоняло твоё хозяйское я по курсам.

– Ну а чего тогда пацана моего по беспределу загасил, раз всё знаешь? – я, естественно, очень удивился столь детальной осведомлённости, ибо моё тюремное прозвище, о котором я и сам уже успел подзабыть, не было известно даже покойному Хохлу. Но виду не подал. – Чё не дал понять яснее?

– А кто ты такой есть, чтоб я тебе чё-то заяснял, пацан, – брезгливо скосоротился бандит. – Тебе звонят уважаемые люди, приглашают перетереть за дело, а ты, малолетка обуревший, путаешь рамсы и понтуешься. Кто с тобой после этого по-людски базарить будет?

– Ладно, Лёха, забыли, – мне было неприятно сидеть за одним столом с этим уголовным ископаемым. Хотелось закончить и уйти. – Давай уже конкретно.

– Говно вопрос, щегол, – заговорил бандит. – Ты срок мотал, поэтому долго тереть не буду и за понятия с общаком тебе жевать тоже не катит. Короче, ты наживаешь у нас на районе, поэтому будешь отстёгивать. Все отстёгивают, и ты будешь, это по-любому. Сумму твоего договора мы знаем, за откаты генералу твоему сраному тоже по курсам, и бумажки с расчётами нам показывать не надо. Нам и без того все твои расклады выкатывают. Двадцать процентов будешь заносить. За косяк твой и за бычку, по уму, надо бы с тебя взять ещё двадцать, но тачкуем тебе скощуху по малолетству твоему, возьмём десять. Итого, на первый раз тридцать, – бандит хрустнул костяшками пальцев. – Вкурил?

– Это очень много, Лёха. Со жмуриком этим я вылетаю на минус, да ещё мне не проведут оставшиеся проценты за окончание работ. Если бы ты уладил вопрос с мусорами…

– Забудь, – резко оборвал меня бандит. – С мусорами местными мы решаем всё и быстро. Но не в этот раз. Ты запорол косяка, и тебя наказали. Если я врублю заднюю, меня братва не поймёт. Выплывай теперь, как знаешь. Твои трудности. В следующий раз будешь умнее.

– Но, если я не занесу мусорам и генералу, – попытался я донести до бандита простую логику, – то меня снимут с объекта, и тогда уже совершенно точно не проплатят оставшееся бабло! И я встреваю в нереально жёсткий блудняк! Ты же наглушняк меня душишь, неужели не врубаешься?

– Захочешь – выплывешь, – ухмыльнулся бандит. – В жёсткий блудняк ты уже и так встрял. Не хера было бычить. Лично нам по херу, кто встанет на твоё место. Ты сам создал себе эти трудности. Займи бабла. Возьми кредит. Дай в жопу на рынке. Делай чё хочешь, короче. Срок у тебя – завтрашний вечер. Больше базарить не будем. Всё, рамс с тобой закрыт.

* * *

Вечером следующего дня я сидел дома, тяжело напивался и разглядывал стопки наличных денег, снятых со всех моих счётов. Денег было много. Больше ста пятидесяти тысяч долларов. Две трети из них я должен был завтра раздать всем рабочим в качестве зарплаты. Оставшаяся треть уходила в Питер – Андрюху я по-любому не подставлю. Ни на взятку ногинским ментам, ни на откат генералу не оставалось ни копейки. А платить мордастым и тупым ногинским паразитам я, разумеется, даже и в мыслях не держал.

Сидя на полу, я смотрел на деньги, и меня раздирали противоречивые чувства. Оставшиеся платежи за школу и дом культуры, благодаря которым я смог бы рассчитаться со всеми, я должен был получить через несколько дней и очень на них рассчитывал. А в сложившейся ситуации о них уже можно было забыть – не получивший вовремя своих законных денег Кошелев не пошевелит для меня даже пальцем. Лежавшие передо мной деньги были мои. Мои заработанные деньги, снятые с моих счётов для оплаты долгов.

Вдруг остро навалилось осознание, что мой бизнес кончился, и я снова останусь неимущим и бездомным приезжим. На днях закончится срок оплаты за мою уютную квартиру. Мне снова придётся начинать всё с нуля.

Сто тысяч долларов, предназначенных на зарплату рабочим, лежали передо мной отдельной стопкой банковских упаковок. Сто тысяч, которые давно уже были моими. Мои сто штук баксов, наличкой.

«Да что мне, в конце концов, за дело до этих грёбаных, ничтожных молдаван?» – пронеслась в голове мысль. Кто они для меня? А кто для них я? Отец родной? Да пошли они на хер. Любой нормальный человек на моём месте никогда не отвёз бы последнее бабло каким-то молдаванам. Кого волнует чужое горе? Я забуду об их существовании ровно через неделю. Максимум проблем, которые они способны доставить, это звонить мне на мобильный и просить о чём-то своими жалостливыми голосами… Отключить мобильник – и всё! Нет больше молдаван.

И вдруг вспомнился Хохол, тогда, в такси, когда ехали в Развилку: «От жизни надо брать всё… Рвать надо! На себя!»