А сейчас пора было погреться у камина, протянув ноги к огню и обхватив руками кружку крепкого чаю. Не оглядываясь и ни у кого не спрашивая разрешения уйти, Гастон стремительно вышел из главного зала и взлетел по лестнице.
Нужно спросить у Агаты, почему она отказалась помочь ему в охоте, но решила поспособствовать его выигрышу в дартс. Каковы бы ни были её мотивы, он чувствовал себя окрылённым, словно мог спрыгнуть с крыши и полететь. Перед глазами у него стояло искажённое от стыда и гнева лицо проигравшего братца. Челюсть у того так и отвисла, ноздри стали раздуваться, жилы на шее напряглись. Гастон постарался запомнить этот момент, чтобы в нужное время извлечь его из памяти и насладиться.
Следующий день тянулся медленно. После завтрака Гастон вернулся в свои комнаты и обнаружил, что его вещи уложены. Вскоре им всем предстояло сесть в кареты и пуститься в долгий путь домой.
Всё утро Гастон высматривал Агату, но не придумал способа найти её, не привлекая к себе внимания.
Он сел в карету, где уже дремали несколько пожилых господ, и забился в угол, накрывшись мягким одеялом и поставив ноги на тёплые кирпичи. Через несколько часов процессия свернула на длинную, обрамлённую деревьями дорогу, ведущую к Шато-де-Бомон. Гастон отодвинул занавеску и подумал, что скоро Агата впервые увидит замок. Как он ей понравится?
Гигантские дубы расступались, открывая вид на массивное здание из серого камня, раскинувшееся среди зелёных холмов, поросших густым лесом. Восьмиугольная башня была построена ещё в двенадцатом веке, но главный дом с высокими этажами и арочными окнами, а также круглую башню, где поместилась библиотека и хозяйская спальня, возвёл прадед Гастона, в честь которого назвали юношу. При нём по последнему слову тогдашней архитектуры в окна вставили свинцовые стёкла, а в каждой спальне устроили личную уборную.
Когда карета остановилась на круглой подъездной дороге, Гастон посмотрел на синюю сланцевую кровлю и слуховые окна третьего этажа, где жила прислуга. Впервые в жизни он подумал об этом жилище под крышей. Есть ли у каждого из слуг своя комната? Хорошо ли благоустроены эти помещения или имеют только самое необходимое? Тщательно ли заделаны щели или летом там жарко, а зимой гуляют сквозняки?
Обрадуется ли Агата, что ей предстоит жить в настоящем замке?
Двери распахнулись, появился месье Обер и глубоко поклонился. Старый дворецкий до болезненности был привержен правилам этикета и традициям.
– С возвращением, ваша светлость.
– Обер, – поприветствовал его Гастон. В детстве они с Жоржем только и делали, что издевались над чопорным слугой.
Дворецкий выпрямился и заговорил, глядя поверх головы Гастона со своей неизменной почтительностью:
– Ваша светлость, обед подадут в семейную столовую незамедлительно.
Потом он повернулся к спутникам юноши и пригласил их отобедать с хозяевами. Все они отказались под тем предлогом, что им не терпится вернуться домой.
Гастон выпрыгнул из кареты и сказал:
– Обер, скажи маме, что я устал с дороги и предпочитаю поесть у себя в комнате.
Старый дворецкий напружинился ещё больше и сцепил руки за спиной.
– Герцогиня Сильвена настаивает, чтобы за столом собралась вся семья, ваша светлость.
Гастон закатил глаза.
– Ну хорошо.
По опыту он прекрасно знал, что сопротивляться желаниям матери бесполезно. С поисками Агаты придётся подождать.
Гастон вошёл в столовую и осмотрел фамильные кресла с жёсткими спинками и сиденьями из алого бархата, расставленные вдоль длинного прямоугольного стола, покрытого накрахмаленной белой скатертью. Пламя свечей в серебряных канделябрах, разгоняющее полумрак туманного дня, отражалось в хрустале и позолоченном фарфоре. Внезапно Гастон понял, почему отец так любит охотничий дом. Его скромная обстановка – как глоток воздуха после этой душной роскоши.
Все уже сидели за столом.
– Мама. Сестра. – Гастон по очереди поклонился каждой из них, лакей выдвинул для него стул рядом с Жоржем, и он уселся.
Разворачивая салфетку и расстилая дорогой лён на коленях, он заметил, что отца во главе стола нет.
– Его сиятельство скоро прибудет, – произнёс Обер от двери, словно услышал мысли Гас-тона. У дворецкого был дар предугадывать все желания семьи. Это порой приводило в замешательство.
– Как прошла охота? – поинтересовалась мать у Жоржа.
– В первый день я добыл самого крупного оленя, – похвастался тот.
– Поздравляю, сын. – Мать отхлебнула воды и обратила бледно-голубые глаза на Гастона.
Они с Гвенаэль нарядились в шёлковые платья, уложили каштановые волосы по последней моде, шеи украсили ожерельями. Мать и дочь обе были довольно привлекательными, отличались слишком вытянутыми лицами с сильно выраженными скулами и компенсировали отсутствие общепризнанной красоты тем, что одевались в стильные парижские туалеты, даже когда целый день не выходили из своих комнат. «Никогда не знаешь, кто может заехать с визитом», – любила говорить мать.