Гастроль без антракта

— стакан был не первый. Я лично не стал бы экспериментировать с интернационализмом, смешав в одном стакане аликанте, шерри-бренди, текилу, пепси-колу и французский коньяк. Возможно, он накапал туда и что-нибудь еще, но я ориентировался только по бутылкам, стоявшим на верхней крышке столика.

— Что с тобой? — спросил я участливо, но Сесар не понял.

Я спрашивал по-испански, но паря сейчас, видимо, ни хрена не понимал. Он находился в том взвешенном состоянии, когда крепко ужравшийся человек уже понимает, что придется блевать, но еще противится этому. Поэтому я поспешил покинуть помещение и поискать какое-нибудь место, где можно приткнуться до утра. Правда, вроде бы в предыдущую ночь я нормально отоспался, продрав глаза только в полдень, но из-за сегодняшней беготни, волнений, переживаний не прочь был как следует вздремнуть. В принципе, можно было бы, сняв ботиночки и костюмчик, придавить один из диванов в гостиной, но неопределенное положение с Мендесом подсказывало, что лучше этого не делать. Товарищ мог провести свою встречу с маркизом де Блюэ где-нибудь поблизости и, упаси Господь, прямо на мой парадно-выходной костюм. Шить еще один за ту же цену я не собирался, даже приобретя все капиталы О'Брайенов.

Вернувшись на галерею, я не застал там ни Чудо-юда, ни Перальты. Видать, «дети разных народов», вместе боровшиеся за мир в 60-х годах, поехали что-то договаривать с местным президентом. Это о чем же они там не договорились, если меня не зовут? Дескать, без сопливых обойдемся… Конечно, кто я, по большому счету? Марионетка в руках акул империализма. Точнее, собственного папаши, который не перестает удивлять откровениями и новыми трактовками старых и вроде бы уже давно объясненных событий. Может, это тактика такая? Делать вид, что говорит все как на духу, а потом подвергать это сомнению или вовсе отрицать. Причем ни первое откровение, ни его отрицание, ни отрицание отрицания мне не удавалось оспорить самому. Он подавляет мое самостоятельное мышление! Я чего-то вякаю, конечно, но всегда и все диктует Чудо-юдо. Он диктует всюду и везде, не только мне. Перальте, Эухении, Ленке, Танечке, Сесару Мендесу, президенту Соррилье… Возможно, он диктовал и своему ученичку Сорокину, а тот в конце концов восстал против этого. Хотя у них, по-моему, одна и та же стратегическая цель — диктовать всему миру. Сами понимают, что ни хрена не получится, а лезут. Прямо как в том анекдоте: «Василий Иваныч, ты ведро яблок съешь?» — «Съем!» — «А мешок?» — «Съем, Петька, съем!» — «А целый вагон?» — «Съесть не съем, но все понадкусываю…»

Я зашел в одну из дверей, выходивших на галерею, и, обнаружив в этой комнате подходящий диванчик, вознамерился подрыхать до утра. Вроде бы спать хотел, но отчего-то не мог, и сны, ни дурацкие, ни самые обыкновенные, не приходили. Вместо них лезли в голову какие-то размышления, воспоминания, сравнения, обобщения…

Например, меня опять начали мучить думы насчет перстней Аль-Мохадов. Что они такое? Откуда взялись? Существуют ли они или это Чудо-юдо меня морочит? Действительно ли они послужили причиной исчезновения «Боинга» или то, что отпечаталось в моей памяти как «хеппи энд для Брауна», есть какая-то липа или деза, которую Сорокин заслал с целью напакостить Сергею Сергеевичу? Но ведь что-то невероятное в них есть, раз за ними гоняются. А может, они уже давно у Сорокина? Ведь виртуальная Таня утверждала, что Сорокин ее действительно отбил и увез в Штаты. Раз так, то он и перстни мог извлечь, хотя Чудо-юдо утверждал, что он их мне вовсе не давал, а накормил каким-то аналогом «Зомби-6». Но ведь я отчетливо помню, что меня выводили из искусственной реальности вместе с Таней. Как сейчас помню, что она сказала: «Вы преступник; Сергей Сергеевич!», а Чудо-юдо только порадовался, что, мол, «спящая красавица глаза открыла», и велел Кларе Леопольдовне укатить ее в 216-ю комнату… Стоп! Это ж я все напутал! Насчет нападения в Нижнелыжье я слышал не от виртуальной, а от реальной Тани. Точно, это она наяву говорила! Виртуальная — теперь мне уже ясно — излагает точку зрения Чудо-юда. А реальная может, как и я, помнить то, чего на самом деле не было. То есть ей в голову могли загрузить воспоминание о том, как ее отбили товарищи из НКПР и увезли на ридну Оклахомщину. А на самом деле она в это время находилась у нас в центре… Но ведь я-то повстречал нашу смуглянку в отряде товарища Сарториуса. Значит, ее все-таки из России кто-то вывез?

Кто? Угадай с трех раз… Я чувствовал, что логика тут бессильна, потому что в этом деле надо опираться на какие-то устойчивые реальные понятия и факты. А у меня даже память состояла на треть, если не на половину, из пережитого другими людьми, из фантазий этих других людей и, наконец, из специально заложенной в мою голову дезинформации. У меня даже не было гарантии, что я весь сегодняшний, вчерашний или позавчерашний день прожил наяву. С другой стороны, не было никакой гарантии, что все, объявляемое искусственной реальностью, на самом деле не являлось реальностью самой настоящей.