Гастроль в Вентспилсе

Улица, указанная в паспорте Микельсоне, находилась на другом конце города. Яункалн с удовольствием остановил бы такси, потому что с непривычки устал от матча в настольный теннис. Однако он понимал, что при своей теперешней зарплате не может себе позволить такое мотовство.

Автобус доставил их почти до цели пути – небольшого домика на тихой улочке в Парвенте. Хозяин поливал в саду клумбы и все сведения сообщал через забор.

– Опоздали, молодой человек, наша барышня себе в интерклубе муженька приглядела. – Владелец уютного домика всячески старался быть остроумным. – На рождество сыграла свадьбу с таким бравым штурманом, что любо-дорого смотреть. Может, вы на смотрины первенца, но нельзя же так – с пустыми руками. Срезать вам тюльпанов?

– Тогда надо бы заодно и адрес, – тетушке Зандбург такой разговор пришелся весьма по вкусу.

– Золотые слова! – И, повернувшись к окну, хозяин позвал: – Айна, скажи, каким курсом идти к Еве, в ее новый порт приписки.

– Чего ты орешь, как судовой ревун в тумане! – в окне появилась белокурая женская голова. – Штукатурка с потолка сыплется… Вы уж простите, мой на берегу всегда под парами…

– Сама сорок лет состояла благоверной капитана, – сочувственно сказала тетушка Зандбург. – На пятак выпьет, а потом шумит на целый…

– Вы обещали сказать адрес, – напомнил Яункалн.

– В том-то и беда, что не знаю адреса. Могу только рассказать дорогу. Новые дома пароходства знаете? Второй с того конца, не там, где булочная, а в следующем, надо подняться на самый верх и направо, нет, все-таки налево, там на двери табличка – «Лукстыня». Это ее свекровь, впрочем, Евочка теперь ведь тоже Лукстыня.

* * *

Еву Лукстынь вполне можно было назвать красавицей. Совершенно непонятно, как получилось, что Мендерис не обратил внимание на классические черты ее лица… Яункалн с нескрываемым восхищением смотрел на жгуче черные волосы Евы, удивительной синевы глаза, чуть вздернутый носик и приветливую улыбку алых губ.

За три года работы инструктором в клубе моряков Ева привыкла к обращенным на нее восторженным взглядам: ежевечерне ей приходилось выслушивать множество комплиментов на самых разных языках и, по крайней мере, одно предложение руки и сердца.

Очевидно, Яункалн почувствовал неловкость от затянувшегося молчания, потому что вдруг достал из кармана красное удостоверение и коротко пояснил:

– Из милиции!

– Неужели нашелся мой старый паспорт?

Теперь можно было преспокойно попросить извинения и откланяться, тем более, что Яункалн нечто подобное предполагал, ведь наивно было бы думать, что он тут обнаружит нелегальную мастерскую по переделке радиоприемников; мужа, который доставляет японские корпуса, и жену, реализующую готовую продукцию… Но Ева Лукстыня продолжала с тем же оживлением:

– Вы не представляете, какие у меня были неприятности! Пропали комсомольский билет и служебное удостоверение, без которого нельзя пройти на территорию порта и посещать иностранные суда. Даже свадьбу пришлось отложить, потому что в загсе отказались регистрировать нас без паспорта.

– Где же вы его посеяли?

– Если б я знала, давно бы сходила и нашла!

– А что же ты, невестушка, гостей в дом не зовешь?

В коридор вышла вполне еще привлекательная женщина лет пятидесяти, голова в бигуди была у нее повязана прозрачной нейлоновой косынкой. Все остальные предметы одежды на ней тоже были иностранного происхождения, включая золотистые домашние туфли с вызывающе задранным носком.

– Чайник вскипел, предложи гостям чашечку кофе и чего-нибудь покрепче.

Яункалн хотел было отказаться, но тетушка Зандбург опередила его:

– Рюмочку сладкого – с удовольствием!

– Господи, да это же мадам Зандбург! Как я рада вас видеть! – воскликнула свекровь Евы. – Где то время, когда мы с вами заседали в дамском комитете порта! Помните, я всегда спешила укладывать моего крошку Эгона спать. А теперь он плавает штурманом, скоро в капитаны выйдет… Входите, дорогая, поможете мне собрать на стол.

В обстановке гостиной немногое говорило о том, что работа хозяев квартиры связана с морем, – это были вымпел клуба на журнальном столике, модель парусника в стеклянном футляре и фотопортрет стройного морского офицера – очевидно, Эгона Лукстыня – в рамке на стене. Перехватив оценивающий взгляд Яункална, Ева сказала:

– Пока что нам не до роскоши – сперва надо просто устроиться по-человечески. Так что запрещаю мужу зря сорить деньгами. Сейчас копим валюту на стереорадиолу. На этом ни пластинки послушать, ни на ленту записать.

Лишь сейчас Яункалн увидел на подоконнике «Сикуру». Он покосился на Рудиса и понял, что парнишка заметил транзистор еще раньше.

– Наверно, тоже не очень дешевое удовольствие… Здесь купили?

– Что вы! В Гамбурге эти приемники продают за полцены – без пошлины. На нашем торговом флоте они теперь в большой моде. Даже в вентспилсской комиссионке их полным-полно, хотела продать, но не взяли на комиссию.