Гастроль в Вентспилсе

— Режим? — удивленно переспросил Яункалн.

— Это когда на улице день в разгаре, а на экране уже смерклось, вечер... Нет, на съемку я опаздывать не могу, вся моя команда хотела прийти поглядеть, как я играю. Давай и ты тоже подгребай, я тебя познакомлю с Коброй и с Гербертом Третьим, заодно сможешь и допросить...

— Куда?

— Да ну же в этот, в наш парк аттракционов, он теперь открыт круглый год. Сегодня там собираются закатить гулянье по первому разряду, даже гигантские шаги поставят. Если не будут пускать, покажи удостоверение или скажи, что ко мне... к исполнительнице главной роли.

Тетушка Зандбург взяла с подушки уснувшего на ней щенка.

— Пошли, Томик, возьму тебя с собой, чем ты хуже Робиса Тимрота?

* * *

Чип проснулся далеко заполдень. Это бывало с ним и раньше, но такой адской головной боли, как сейчас, он еще не испытывал. Лишь ценой неимоверных усилий ему удалось открыть левый глаз, правый же буквально лопался от боли.

«Вот что значит потерять форму в рывке одной рукой», — посетовал на себя Чип и в очередной раз твердо решил пожить хотя бы год в Крыму, как только покончит с выгодным дельцем. За него-то вчера вечером и пришлось пить так капитально.

Пугало Чипа не похмелье. Он знал способ его разогнать. Но отчего болела лишь правая сторона головы? Неужели он вопреки привычке опрокинул в себя нечетное число рюмок?

Чип встал и сделал несколько осторожных шагов по комнате. Нет, хромать он еще не хромал. Зато в правом виске так кольнуло, что глаз едва не выскочил из орбиты. Он снова лег и стал лихорадочно вспоминать события вчерашнего дня. Первым делом выпили за здоровье хозяина дома. Раз. Затем за его жену — два. Потом, как водится в приличном обществе, мужчины стоя опорожнили бокалы за прекрасных дам — три. Несколько позже за всех членов семьи оптом и в розницу... Так, так, а сколько же всего ублюдков было в этой банде подонков? Раз, два, три... пять и еще старая гадюка — тетка мастера, которую тот никак не может выписать из квартиры... Значит, шестеро. Итого — девять рюмок. Пока что все сходится. Он выпил на брудершафт с соседкой, и традиционный поцелуй затянулся настолько, что один тост он пропустил. И Чип сбился со счета... Дольше напрягать мозг было бессмысленно. Хотя теперь болела уже вся голова целиком, и можно было со спокойной совестью приниматься за лечение.

В молодые годы — Чип недовольно поморщился — от похмелья лучше всего помогало свежее пиво. Но где его добыть в разгаре жаркого лета? Затем Чип вспомнил, что сегодня в парке аттракционов киносъемка, там устраивают настоящую довоенную ярмарку. Вот уж где будет чем опохмелиться!

А вдруг им вздумается пригласить и его на съемки?.. Чип разоделся как на настоящий праздник: белая сорочка, светло-серые брюки из фланели и синий суконный пиджак. Джинсов и пестрых рубах Чип никогда не носил, пускай в них ходят эти голодранцы, потребители его товаров. Перед зеркалом причесал редкие светлые волосы, в боковой карман сунул внушительную пачку десяток, в наружный — запас жевательной резинки и непристойных фотографий. Истинный коммерсант всегда должен быть готов вступить в любую сделку, будь то купля или продажа. Прихватил недавно приобретенный японский транзистор «Сикура» и отправился в путь.

Музыку Чип расслышал издали. Пока он шел, танго «Слова твои, я знаю, не от сердца» сменилось вальсом «Шумит зеленый лес», уступившим, в свою очередь, песенке «Минна, Минна». Затем посреди площади гигантским, фантастическим цветком распустилось «колесо обозрения». Косые лучи предвечернего солнца, танцуя на металлической оковке, отбрасывали зайчики на лица счастливцев, которых уже отобрал режиссер.

С каждой новой парой все выше поднималась подвесная кабина, в которой гордо восседали тетушка Зандбург и ее сегодняшний партнер по киносъемке Тимрот. Художник по костюмам приняла ее наряд без возражений, лишь дополнив его белыми перчатками и шляпой с широкими полями, украшенной искусственными сухофруктами. Тимрот же не погнушался казенной экипировкой. Высокий крахмальный воротничок подпирал гладко выбритый подбородок; черная сутана делала жару столь невыносимой, что приходилось непрерывно обмахиваться.

— Да перестаньте же вы наконец! Вас ангажировали не на роль ветряной мельницы, — не сдержалась и вознегодовала тетушке Зандбург. — Вы не даете мне насладиться красотой природы.

Ей казалось, что это ее заявление — вершина конспиративности, ибо в действительности тетушка Зандбург высматривала Яункална. Где этот увалень копается так долго, давно бы пора прийти... Тетушка Зандбург нервно крутила головой во все стороны.

Внизу простиралась площадь с летней эстрадой и веером скамеек, слегка напоминавшая древнеримскую арену. Ее окружала сочная зелень сосен. На другой стороне, за пестрыми грибками детской площадки, теснились городские крыши. Еще дальше на запад, словно сторожевые вышки промышленной окраины, в небо упирались заводские трубы, гигантские резервуары, краны, мачты морских судов.

— Наконец-то! — воскликнула тетушка Зандбург и принялась энергично махать руками.