— Ой, лыхо, — всполошился Казимир Дмитриевич и суетливо стал хвататься то за портфель, то за шляпу. Потом сгреб в охапку и то и другое и выскочил из комбината. Всю дорогу он держался за сердце и тихонечко приговаривал:
— Ох неприемность, ой лыхо…
Он поднялся на третий этаж. Там никого не было. Он тыкал ключом в замочную скважину и никак не мог попасть. Неожиданно дверь открылась и чья-то сильная рука втащила его в прихожую. Сухо щелкнул замок и два раза провернулась щеколда. Казимир Дмитриевич с немым ужасом смотрел на человека, которого всю жизнь боялся как огня и от которого всю жизнь пытался спрятаться.
— Здравствуй, голубок ненаглядный… — раздался насмешливый баритон. — Давненько не видились, давненько…
Казимир Дмитриевич обмяк и тяжело опустился на стул. Он судорожно попытался расстегнуть ворот рубахи, но не смог.
— В…во-ды…
— Обойдешься… Ты получал мою открытку?
Неожиданный вопрос и деловой тон человека, втащившего его в собственную квартиру, подействовал на Кухорука: он вдруг успокоился и кивнул головой.
— Почему не приехал? Почему скрылся?
Казимир Дмитриевич выдавил жалкую улыбку.
— Ладно, не бойсь… Поговорим мирно… Где пленка?
— Какая?
— Я тебя спрашиваю о той пленке, которую ты уничтожил в сорок втором, так ведь ты потом говорил в гестапо?
— Так… — отвел глаза Казимир Дмитриевич. — Видит бог, что уничтожил.
— Оставь бога в покое… Так где пленка?
Кухорук молчал, лихорадочно прикидывал, как мог «этот» узнать о пленке. Было только двое: он и тот парень, что погиб при операции. А что, если он жив? Тогда… тогда только один выход: отдать пленку «этому».
Казимир Дмитриевич вдруг закатил глаза и мешком рухнул на пол. Собеседник наблюдал за ним с неподдельным интересом. Потом небольно толкнул носком ботинка в бок.
— Вставай… В молодости у тебя лучше получалось.
Кухорук встал и, отряхнув колени, как ни в чем не бывало сел на стул.
— Артист… Так вернемся к нашим баранам. Где пленка? — В голосе прозвучала угроза, и Кухорук понял, что тянуть дальше опасно.
— Э… — промычал он, не зная, как назвать собеседника.
— Станислав Миронович, — усмехнулся тот. — Как видишь, у меня имя тоже красивое…
— Станислав Миронович, была такая пленка… была. Не знаю только, сохранилась или нет…
— Короче.
— Я ее спрятал… там, в подвале здания.
— Врешь!.. Слушай, Кухорук или как там тебя… Ты меня знаешь… — Станислав Миронович схватил его за плечи и рывком поднял. — Убью…
— Клянусь… клянусь… У меня даже план нарисован.
Казимир Дмитриевич лихорадочно схватил портфель и оторвал подкладку. — Вот смотрите…
Станислав Миронович выхватил из дрожащей ладони пожелтевший листок с коряво начерченными тушью линиями.
— Вот это штаб, — пояснял бледный Кухорук, — это казарма, столовая… А вот это здание, где были учебные классы.
— Вижу…
— А вот дом, где жил я, Непомнящий… Помните такого?
— Помню, царство ему небесное.
— Вот в фундаменте его дома, в подвале я и спрятал… Левый угол, второй кирпич сверху… если его вынуть…
— Ну, если врешь…
— Клянусь…
Станислав Миронович сунул листок в карман и, прищурившись, посмотрел на Кухорука.
— Еще вопрос, милейший Казимир Дмитриевич… А зачем ты оставил эту пленку? Если бы ее нашли, то тебе, дорогой друг, — он выразительно провел ладонью по шее, — каюк бы пришел с ходу!
— Зачем? — Кухорук перевел взгляд на встроенный шкаф и чуть заметно пожал плечами. — Затем… Вы человек независимый! Вас бы немцы не бросили… А я что? Плесень… смахнул, и делу конец. Вот и я сделал себе припасец на случай, если вы бы меня вышвырнули при отъезде — особистам подарок, мне — жизнь…
— Ну что-то в этом роде я и подозревал, — усмехнулся Станислав Миронович и сунул руку в карман. — Так вот, Кухорук Казимир Дмитриевич, помнишь еще, что это такое? — Он медленно вытащил из кармана узкую кожаную полоску с металлической петелькой на конце. — Добре помъятаешь?
Кухорук в страхе откинулся на стуле, лицо его вдруг посерело, губы почернели, он пытался дрожащими руками оттолкнуть страшный ремешок от своего лица. Внезапно он захрипел, на губах выступила пена, и он медленно сполз на пол, сильно ударившись головой. Станислав Миронович наклонился и поднял веко, присвистнул, пощупал пульс, потом подхватил обмякшее, потяжелевшее тело и затащил в комнату.
Через несколько минут он тихо вышел из квартиры. Постоял, вернулся в ванную, бросил в раковину тряпку и открыл кран. Тихо прикрыл дверь и спустился на площадку второго этажа. Выглянул в окно, что выходило в старый заросший сад, несколько мгновений стоял прислушиваясь, потом легко спрыгнул на траву и скрылся в зарослях кустарника.
— Я не спорю: может, Кудряшов и толковый мужик, но назначать его сразу старшим оперуполномоченным нельзя. Он пока не оперативный работник — опыта нет.
Владимир Иванович Росляков закурил и с вызовом посмотрел на начальника отдела кадров Бугримова и своего заместителя Петрова.
— Кудряшов — оперативный работник, — негромко произнес Петров.
— Трехмесячные курсы? Шалишь, брат… Вот Игорь Егоров, он уже три года пашет…