Gataca, или Проект «Феникс»

Часы показывали без четверти пять. Она прекрасно понимала, что занятия давно кончились, но тем не менее припарковалась на бульваре Вобан и со всех ног помчалась к школьному зданию. Конечно же ворота оказались заперты до понедельника, а родители с детьми давно ушли: впереди выходные. Она постояла, глядя на безнадежно пустой школьный двор. Ладно, ничего! Люси нравилась эта школа, она сама с удовольствием проводила бы тут долгие часы, вспоминая собственное детство, и сейчас разглядывала асфальтированную площадку даже с какой-то радостью.

А теперь надо поторопиться. Она добралась до дома и впервые за много месяцев почувствовала, как счастлива видеть эти привычные стены из кирпича, лица студентов, обитавших поблизости. Неужели из-за Шарко – из-за ночи любви, из-за признаний, которые они шептали друг другу? Неужели потому, что она оказалась способна любить, все еще способна? Любить и думать, что далеко не все потеряно?

Войдя в квартиру, она увидела мать, сидящую на диване перед включенным телевизором. Как обычно, повсюду, даже на полу, валялись игрушки, куклы, тетрадки с заданиями на каникулы – все в двойном количестве. Здесь пахло детством, смехом, радостью.

Люси поздоровалась с Кларком, который всю ее вылизал, потом поспешила к дивану, поцеловала мать в щеку.

– Привет, мама!

– Привет, Люси!

Они обменялись несколько натянутыми улыбками.

– Сейчас вернусь, пойду гляну сама знаешь на кого, – сказала Люси.

Мари заметила в руках у дочери пакет с подарком – настольной игрой «Модница». Сердце Люси билось так, словно хотело выпрыгнуть из груди. Она бросилась к детской, распахнула дверь… Жюльетта сидела на кровати, окруженная мишками и другими мягкими игрушками, и спокойно нанизывала на длинную нейлоновую нитку разноцветные бусинки. По полу было рассыпаны, наверное, сотни таких бусинок. Когда девочка подняла глаза, посмотрела на мать и улыбнулась, Люси почувствовала, что сердце подступило куда-то к горлу. Какая чудесная у ее девочки улыбка!

А просиявшая дочка подбежала к ней и, заставив пригнуться, надела на шею бусы.

– Вот! Сначала – тебе. А потом сделаю для Клары.

Они обнялись, тесно прижались одна к другой, теперь их сердца бились в унисон.

– Как мне тебя не хватало, – вздохнула Люси.

И отдала Жюльетте подарок.

– Ты сможешь делать куклам самые модные платья. Тебе нравится?

Девочка кивнула:

– Еще как. И Кларе тоже понравится. Я подожду пока открывать, ладно?

– Ладно, моя птичка.

Люси заметила в углу комнаты мобильник, который купила дочери, встала, подошла к нему, взяла в руки, посмотрела на экранчик.

– Ты не прослушала ни одного сообщения из тех, что я тебе оставляла? Почему?

Жюльетта, которая вернулась к нанизыванию бусинок на нитку, пожала плечами:

– Бабуля не показала мне, как надо слушать сообщения. Наверное, она не хотела, чтобы телефон разговаривал, мне так показалось. Она вообще ненавидит такие штуки и злится на них.

Люси подмигнула дочери:

– Бабуля иногда ведет себя как старушка!

Дочка подмигнула ей в ответ, они снова обнялись и стали разговаривать – обо всем: о школе, об учительницах, о новых подружках. Жюльетте столько надо было рассказать, и она рассказывала с таким пылом, что они не заметили, как в комнату вошла Мари Энебель.

Серьезная, даже, пожалуй, суровая.

– Прости, что прерываю ваш разговор, но мне надо сказать тебе важное: сегодня утром сюда приходил один полицейский. Приезжий. Из Парижа. Ты не считаешь, что пора объяснить, что происходит?

Люси обернулась, нахмурилась. Потом, улыбнувшись Жюльетте, сказала: «Сейчас вернусь к тебе, дорогая! А ты сделаешь для меня еще бусики?» – вышла из детской и плотно закрыла за собой дверь.

Мать и дочь вернулись в гостиную.

– Что еще за полицейский? – тихо спросила Люси. – Как его зовут? Зачем он приходил?

– Сказал, что он – Бертран Маньян, что приехал из Парижа поговорить, и задал мне кучу вопросов о Франке Шарко и о тебе. О том, что было в прошлом году.

– Люси вспомнила: Шарко называл такое имя.

– Маньян – бывший начальник Франка Шарко. Но зачем он все-таки приезжал?

– Понятия не имею. Ничего конкретного не сказал. Только спрашивал и спрашивал.

– И что? Ты ему все рассказала?.. О наших отношениях и… и о том, что случилось после?

– А ты как думаешь? Это же полицейский! Причем довольно настырный и язвительный. Самое интересное, что ему хотелось знать все не только о вас, но и о Кларе и Жюльетте, об их отношениях с Шарко.

– О девочках? Господи, что за бред! А он один приезжал?

– Один… – Мари покусала губы. – Франк Шарко вернулся в твою жизнь, да? Каким образом? Да как вообще такое возможно?

– У нас все так непросто…

– Разве ты не догадываешься, что я не пожалею времени на то, чтобы тебя выслушать? Ты это знаешь, но после четырех дней отсутствия, едва войдя в квартиру, отправляешься в детскую и закрываешься там. А мне – ни слова.

– Но я же имею право хоть немножко побыть с дочерью, правда?