Gataca, или Проект «Феникс»

– И дальше, и с огромной скоростью, так что через несколько поколений могут оказаться заражены все. Люди станут умирать в двадцать-тридцать лет, опьяненные собственной жестокостью. Комиссар, расскажите нам все, что знаете, мы свяжемся с министром здравоохранения, мы начнем в срочном порядке новые исследовательские программы. Я кожей чувствую, что надо действовать максимально быстро. Чем больше проходит времени, тем сильнее мы рискуем, ведь кто-то же контролирует распространение этого вируса!

– Расскажи все, что знаешь, – повторил за ученым Белланже. – Тебе все объяснили, теперь твоя очередь – ответь нам тем же.

Шарко размышлял, он никак не мог прийти в себя. Ему надо быть предельно осторожным. Ни Белланже, ни Лемуан, ни остальные полицейские ничего не знают о расследовании, которое ведет Люси. Они ничего не знают о краже мумии кроманьонца, о кассете, о «Фениксе», об амазонском племени, о глубоком зондировании прошлого Тернэ, о матерях, которые умерли в родах. Сколько он может рассказать обо всем об этом, не рискуя причинить вред Люси? А с другой стороны, разве он имеет право держать это все при себе? В опасности люди – и одному Богу ведомо, сколько таких людей!

Он быстро окинул взглядом три стопки распечаток. Слева – кроманьонец с оригинальной версией вируса, пока чистой. Посередине Ламбер с еще активным, но уже мутировавшим вирусом. Справа – все остальное человечество, состоящее из носителей пассивного вируса.

Стало быть, тут представлены три разные эпохи. Но как это возможно, если учесть, что Ламберу не исполнилось и двадцати пяти?

Цепь времен, пришло ему внезапно на ум. Цепь времен из трех звеньев: кроманьонец, современный цивилизованный человек и между ними – уруру.

Это было как озарение, он сразу же понял.

Он провел по лицу рукой и вздохнул.

– Ни Феликс Ламбер, ни Грегори Царно не подцепляли этого вируса, – прошептал он. – И никто им его не вводил. Нет. Эта дрянь уже была в обоих, когда они появились на свет. Они получили ее от родителей, а те, в свою очередь… – Шарко замолчал и посмотрел шефу прямо в глаза: – Дайте мне еще несколько часов, мне надо кое-что проверить. А потом я все объясню, честное слово.

– Шарко, я…

Не дав начальнику возможности закончить фразу, комиссар повернулся к Лемуану:

– Вот это – последовательность нуклеотидов мужчины-кроманьонца, которому тридцать тысяч лет. Позвоните в Лион, в Европейский институт функциональной геномики, там получите ответы на все ваши вопросы.

После этого он повернулся, чтобы уйти, но через пару шагов остановился:

– Скажите, а может этот мутировавший вирус сделать человека левшой?

Биолог задумался, и его, кажется, тоже осенило.

– Ламбер был левшой, как Царно, и, значит, вы думаете… – Он опять немножко подумал и сказал: – Да, вполне возможно. Недавние исследования доказали, что существует ген, связанный с леворукостью, но для того, чтобы вам легче было разобраться, я должен рассказать вам о хромосомных транслокациях и…

Но Шарко уже не слушал, он развернулся и быстро скрылся в коридоре.

55

Педро умел читать книгу джунглей. Он чуял грозящую опасность, будь то насекомое, змея или паук… Он четкими, точными движениями разрубал с помощью мачете путаницу ветвей впереди, открывая путь, о существовании которого и помыслить было невозможно. Их маленькая группа углублялась в гущу тропического леса – ружья в руках, дорожные мешки за плечом. Джунгли словно подталкивали их, теснили со всех сторон, зажимали, вот-вот сожрут. Нескончаемые стебли бамбука вставали перед ними барьером, каучуковые и тиковые деревья вывешивали перед ними свои вяло растекающиеся паруса. Пройти на судне по этой топи было невозможно, приходилось десятками метров шагать по колено в стоячей воде. Люси вся вымокла. По лбу, спине, шее стекал ручьями пот. Каждый вдох сжигал легкие, – казалось, будто вдыхаешь нашатырный спирт. Педро продырявил ножом новенькие кожаные ботинки, чтобы вода не только попадала туда, но и вытекала и чтобы не образовывались волдыри. Его взгляд перебегал с места на место, выискивая темные завитки сплетений. Вот он пригнулся, всматриваясь в толстые лианы, протянувшиеся вдоль черных стволов.

– Поглядите! Они перерезаны!

Он сделал еще несколько шагов, указывая на свежие надрезы. Здесь начиналась узенькая, едва заметная, совершенно неожиданная тропинка.

– Это так называемая индейская дорога: след, оставленный в джунглях. Нет сомнений – уруру рядом.

Люси, встревожившись, осмотрелась, но в радиусе десяти метров не увидела ничего, даже синева неба пропала, скрытая густой зеленью.

– Мы не станем особенно удаляться от катера: через два часа стемнеет. Чувствую, что они появятся еще засветло, потому пройдем вперед еще немножко, сколько успеем.

Соблюдая максимум предосторожностей, они двинулись дальше. Ветки и листва стонали, кряхтели, вздыхали им вслед. Люси пришло в голову, что джунгли похожи на человеческий мозг: огромная сеть взаимосвязанных элементов, которые обмениваются сигналами, соединяются одни с другими.