Gataca, или Проект «Феникс»

– То, что выделялось в этом расследовании с самого начала. Можно было подумать, что все дело именно в этой чертовой молекуле ДНК. Но заведующая лабораторией из лионского научно-исследовательского центра заверила меня, что жестокость не может передаваться по наследству. Что разговоры об этом – всего лишь мифотворчество или просто бред, а на самом деле никакого гена жестокости не существует. И потом, наверное, было бы ужасно глупо искать родственные связи между Царно и доисторическим существом, отделенным от него сотнями, тысячами поколений.

– Почему глупо? Нас же не в капусте находят, и кроманьонцы наверняка были предками кого-то из тех, кто нас окружает. В любом случае мне кажется, Тернэ что-то знал. Что-то, что дошло до нас через толщу времен, что-то, что убийца помешал ему открыть.

– Так же, как и Лутц… Две разные дороги, приведшие к одному результату.

– К смерти… – Шарко глянул на монографию Тернэ: – Ты успела хотя бы пробежать его книгу?

– Ну, очень бегло. На мой взгляд, ценность ее ровно такая же, как у книги с кулинарными рецептами. Если грубо: берешь человеческие хромосомы, разворачиваешь спирали ДНК, ставишь их одну за другой и получаешь примерно три миллиарда букв А, Г, Т, Ц, которые, располагаясь в разных последовательностях, образуют те самые гены, что мы наследуем. Пресловутый геном человека. Имея все это перед собой, ты составляешь статистические таблицы, высчитываешь, ищешь совпадения и разгадываешь их, как зашифрованные послания…

– А ты – прямо специалист в этой области.

Люси судорожно вцепилась в собственные брюки, вздохнула и с трудом выговорила:

– Да, действительно, кое-что я знаю. Потому что год назад сама брала у себя образец ДНК, чтобы сравнить с ДНК тела, сожженного в лесу.

Шарко, ошеломленный услышанным, молчал. И она продолжила – медленно, тяжело, словно каждое ее слово весило тонну:

– Я наблюдала за каждым этапом анализа. Я дни и ночи проводила в лаборатории, не снимая маски и перчаток, пока последовательность этих чертовых букв А, Ц, Т и Г моей ДНК не совпала с их последовательностью в ДНК… ДНК…

– Девочки, найденной в лесу.

– Да. И я могла бы подробно, во всех деталях, описать тебе процесс.

Шарко хотелось выглядеть спокойным, невозмутимым, хотелось выстроить вокруг себя невидимую стену, но яд потихоньку проникал в его кровь. Он видел лица дочерей Люси, слышал, как они смеются, как скрипит под их ножками песок. Эти звуки и запахи никогда его не оставят. Тогда, на пляже в Сабль-д’Олон, он удержал Люси возле себя, и она не пошла с малышками за мороженым, потому что ему, видите ли, приспичило объясниться. И минуты было достаточно… Одна минута – и девочек похитили. И все случилось из-за него.

Теперь замолчала и Люси. Она молчала, думала о чем-то, а потом наконец сказала, бросив взгляд на компьютер:

– Знаешь, я бы поискала сейчас, что там есть в Сети о Тернэ. Он был известным врачом, он написал книгу, наверняка в Интернете полно информации.

Шарко в попытке сосредоточиться, собрать разбегавшиеся мысли закрылся от Люси бутылкой, звучно глотая стекавшее в его горло пиво. Но вот оно кончилось, и надо было отвечать. Он посмотрел в сторону висевших на стене часов:

– Третий час. Ты хочешь сыграть со мной точно в ту же игру, что год назад. А тебе надо хоть немножко отдохнуть.

– Тебе тоже.

Франк вздохнул. И решился:

– Ты ходила к психотерапевту? Ну, или к какому-нибудь специалисту, который помог бы тебе пережить то, что на тебя свалилось…

Люси вся сжалась, но потом, даже не отдавая себе отчета в своих действиях, наклонилась вперед, взяла руки Шарко в свои и принялась гладить его костлявые пальцы.

– А ты? Ты не видишь, на кого стал похож? Что с тобой, Франк? Это мне надо было быть в таком состоянии, это я…

Он не дал ей договорить, прошептал, глядя в пол пустыми глазами:

– У меня не осталось никого и ничего.

И тут же, пожалев о вырвавшемся признании, поднял голову:

– Черт бы меня побрал! Только не хватало тебя разжалобить – я не имею на это права. Со мной все в порядке – с таким, какой я есть, Люси, что бы тебе там ни казалось. Я привык так жить, и у меня есть работа, которая не позволяет думать ни о чем другом. Чего же еще хотеть?

Шарко подошел к компьютеру, сел на стул перед ним, включил, машина начала загружаться. Люси встала у него за спиной.

– Знаешь, до того, как мы снова встретились, мне удавалось иногда тебя ненавидеть.

Франк молчал, но она видела, как дрогнули его плечи. Он казался таким хрупким под своей комиссарской броней, таким хрупким, будто сделан из фарфора. Люси прекрасно помнила, как несколько часов спустя после того, как похитили ее двойняшек, выплеснула в лицо Шарко всю свою ненависть и все свое бессилие. И тогда окружавшие их люди, полицейские, попросили комиссара уйти и держаться от Люси подальше.

– На самом деле я ненавидела не только тебя. Не проходило дня, чтобы я не ощущала ярости в адрес кого угодно: своего шефа, собственной матери… и даже моей Жюльетты… – Она покачала головой, едва сдерживая слезы. – Тебе это непонятно, да? Ты думаешь, я больная, сумасшедшая, плохая мать?

– Я не сужу тебя, Люси.