Гатчинский коршун

Общими усилиями ситуация начала быстро проясняться. Оказалось, что дворец Кшесинской в Стрельне построен вовсе не на пожертвования двух ее галантов, а в основном на кредит Дворянского банка, причем документы о погашении представляли собой, по мнению Маши, явную туфту. «Так, — подумал я, — по времени это совпало с тем, когда Путиловский завод практически отказался от сотрудничества с Круппом и начал делать пушки фирмы Шнейдера». Мало того, что они были и хуже и дороже, так еще и условия договора были весьма любопытными. То есть эти орудия могли делаться только на Путиловском заводе, а наше Главное артиллерийское управление было обязано вообще нигде не закупать других орудий этого класса! А председатель правления Общества Путиловских заводов по совместительству занимал точно такую же должность в только что помянутом Дворянском банке. Главным же артиллеристом в России — генерал-инспектором — был один из двух полуотцов Матильдиного дитяти, великий князь Сергей… Кстати, помните мое возмущение тем, что перед Русско-японской войной к русской трехдюймовке имелись только шрапнельные снаряды и я очень хотел познакомиться с инициатором этого? Ну так выяснилось, что это тот же самый Сергей по наводке того же Шнейдера.

Кроме того, Маша ставила меня в известность, что прыткая Матильда уже начала получать новый кредит на строительство дворца в Питере — это где у нас, в моем прежнем мире, Музей революции, — а я сообразил, с чем связана непонятная возня насчет новой путиловской пушки. Мне уже донесли, что на конкурсе образец Круппа подвергается совершенно необоснованной травле. Когда же Алафузов доложил мне, что главным действующим лицом в Стрельне является полковник Чернов, офицер разведывательного управления, до того служивший в главном артиллерийском управлении, а руководитель того самого разведупра, Целебровский, хорошо знаком с Сергеем, вплоть до приятельства, я отправился на доклад к Гоше.

Честно говоря, я ждал несколько более мягкой реакции.

— Тебе зачем-нибудь нужны замешанные в этом деле офицеры? — поинтересовался Гоша. — Если нет, то разрешаю… сколько там… полтора десятка? Так вот, разрешаю полтора десятка несчастных случаев. Надеюсь, это нетрудно? Тем более что особо филигранной маскировки я не требую. С Сергеем же… Приходи послезавтра, а то у нас другой Сергей, и тоже великий князь, без дела мается. Да, а на Путилова готовь материалы для суда, этого втихую нельзя. Что смотришь, как будто в первый раз величество увидел? Да, Путилов — наш старый конкурент, поэтому надо блюсти законность. А с офицерами… Дураков там быть не может, понимают, чем занимаются — копают против политики императора. Тут игры в законность неуместны…

Вернувшись к себе, я вызвал Танечку, Алафузова и распределил между ними клиентов. Насчет пятнадцати величество малость погорячилось, в списке были и совсем эпизодические лица, но девять человек во главе с Целебровским явно подпадали под высочайшее разрешение. Его я приказал перед несчастным случаем доставить к нам и порасспросить, а что касается остальных, велел приступать к ликвидации, и без волокиты.

Тем временем подошел срок моей новой поездки в Зимний, поводом стал главный фигурант в этом деле. У Гоши уже сидел бывший московский губернатор, а ныне председатель Высочайшего Арбитража великий князь Сергей Александрович.

— Итак, — взял слово Гоша, — сейчас господин канцлер познакомит нас с обвинениями в адрес генерал-инспектора. Георгий Андреевич, прошу вас.

— Вот документы, которые показывают, что всякий раз, когда фирма Шнейдера заключает с Путиловским заводом невыгодную для России сделку, его состояние резко увеличивается. Считаю это достаточным доказательством вины. Открытый суд полагаю нецелесообразным, прошу санкции на неявное устранение.

— Но где доказательства, что деньги получены им за то, что вы сказали? — вскинулся председатель.

— А зачем? И так все ясно. Чай, не кражу бутылки водки каким-нибудь босяком обсуждаем.

— Присоединяюсь, — кивнул император. — Даже то, что стоимость дворца Кшесинской превышает его и ее совокупный доход за четыре года их знакомства с учетом должности, занимаемой Сергеем Михайловичем, уже является основанием для принятия соответствующих мер. Свое мнение канцлер нам высказал. Теперь ваше слово, Сергей Александрович.

— Принять его прошение об отставке и предложить отправиться в свое имение.

— Господин канцлер? — поднял бровь Гоша.

— После чего данный индивидуум автоматически оказывается в оппозиции, а ущерб — невозмещенным, — высказался я. — Кстати, этот ущерб будет продолжать расти, потому что оставить князя без плотного присмотра будет ну никак нельзя. У нас что, казна бездонная?

— Хорошо, пусть возместит якобы нанесенный им ущерб!

— Как? У него и пятой части нет, даже если считать вместе с дворцом Кшесинской! А потом, в результате его деятельности уже погибли сотни солдат на японской войне… У него же всего одна жизнь, вот ей пускай и возместит.

— Сергей Александрович, вам слово.

— Ваше величество! То, что предлагает этот человек, невозможно… это бесчестно, в конце концов!