Гаугразский пленник

Он забыл перейти на всеглобальный. А я забыла, что не могу, по идее, его понимать. Впрочем, теперь уже все равно.

— Юста.

— По правде, просто хотел стволы сбросить. Спрос на фиг обвалился, а если возвращаться и возьмут на заставе со стволами, то все, кранты. Вообще-то я совсем не по этим делам, чтобы пленных выкупать… А твой муж правда гебейщик?

— Не муж.

— А-а. Так, может, он за тебя и не заплатит?

— Может быть.

— Ни фига себе. Так и знал, что развели за здорово живешь.

Он рассмеялся. Веселый парень, балагур, при ближайшем рассмотрении совсем не похожий на Роба — если не считать отпечатка профессии. Впрочем, с ним все равно было гораздо спокойнее, чем в компании отряда смертовиков под предводительством юного и непредсказуемого Танна-тенга. Теперь главное — добраться до заставы. Идти пешком в гаугразском платье и шароварах, после недели впроголодь в яме и ледяного перевала, оказалось еще труднее, чем ехать на спине животного лошади. Бежать, если возникнет такая необходимость, я уж точно не смогу.

Граненый стеклопластик бункера приближался; я перевела дыхание и зябко повела плечами. Неуютно чувствуешь себя на линии огня.

— Ты так всегда и ходишь под самым бункером?

— Ну, во-первых, у меня маршрутов до фига. И на Север выхожу, и на Срединку, капсулой оно ж запросто. А на Юге это самая короткая дорога. Раньше, понятно, делал крюк на случай атаки, но все равно держался поближе: у меня по всей границе ребята знакомые служат, прикроют, если что. А сейчас можно и напрямик. Дембель!

— Что это такое?

— Дембель? — Он усмехнулся. — Ну ты даешь! Дембель — это дембель. Никто не знает. Просто в один прекрасный день смертовики развернулись и ушли по домам. Остались небольшие оборонные отряды на случай атаки наших, прикидываешь?! — Последнее было, вероятно, удачной шуткой, потому что нелегал расхохотался уже во весь голос. — Взяли и ушли. Все разом. Так что оружие надо толкать поскорее таким вот желторотым дурачкам, как этот твой… Танна-тенг.

— Подожди. — Я едва поспевала за ним, путаясь в подоле и судорожно пытаясь разобраться в новой информации. — Получается, у них есть централизованное командование?

— Получается, есть.

— Но каким образом? Нужна как минимум разветвленная система связи… в традиционном обществе? Да и вообще такая структура предполагает совсем другой менталитет…

— Смотри, какая ты умная. Может, ты сама гебейщица?

— Может быть.

Моему спутнику (конвоиру?) требовалось совсем немного, чтобы разразиться хохотом, раскатистым, как шум прибоя у подножия Лайи. Впрочем, возможно, это была реакция, отходняк после переговоров со смертовиками. После того, как контрабандист, задав мне пару наводящих вопросов на всеглобальном, выяснил, что я не являюсь стриженой светловолосой гаугразкой (разузнать обо мне что-то большее он и не пытался), переговоры возобновились и несколько раз зависали на грани рукоприкладства и поножовщины, а может, и стрельбы. Он сильно рисковал со мной. Правду говоря, я не совсем понимала, чего ради он так рисковал. Особенно если главной целью было, как он признался теперь, всего лишь «сбросить стволы».

В нагрузку ко мне — или наоборот? — ему удалось выторговать серебряную пороховницу (сомневаюсь, чтобы в ней действительно держали порох), две расписные пиалы и башлык с золотой нитью. Артефакты — так это называется на их профессиональном жаргоне. Которым пользовался когда-то и Роб…

Роб. Вот сейчас мы дойдем до бункера — и все. Никогда мне больше не попасть на Гауграз, чтобы разыскать его… добиться этого было невероятно трудно и раньше, а сейчас, после всего, что со мной случилось, станет вообще невозможно. Впрочем, Слав поможет, наверное, все скрыть, — это в отличие от выкупа предприимчивому нелегалу в его интересах. Но за неделю в Глобальном социуме могло произойти слишком многое: кто знает, как далеко успел продвинуться процесс, запущенный на Любецком митинге… по логике, следующим шагом должно было стать сворачивание всех программ, связанных с выходом на Гауграз, в том числе и по линии Внешнего департамента ГБ. Надо расспросить моего контрабандиста. Он должен быть в курсе.

И еще. Даже если все препятствия преодолимы, хватит ли у меня сил, стойкости, куражу снова рваться сюда? Теперь, когда я знаю, как это — яма с голыми звездами над головой?!

За те семь (или все-таки восемь?) дней я практически не вспоминала о Робе. Думала о другом: пыталась понять и предсказать поведение смертовиков, вычислить мотивации и возможные действия Слава, соотнести масштабы риска и потерь в случае появления ребят из Департамента быстрого реагирования… и еще об Аське, все равно об Аське, хоть это и был верный путь к нервному истощению, депрессии, потере себя. О Робе — почти нет.

Почему?..

Он мог погибнуть еще двадцать пять лет назад; мало ли почему не нашли тело. Да и потом у него наверняка было черт-те сколько возможностей для гибели, геройской и не очень… и для жизни. Которая — как он говорил тысячу раз — никого не должна касаться, кроме него самого. Наверное, я наконец-то начинаю это понимать…