Читаем Гаугразский пленник полностью

— Попробуй представить себе, что твой сын родился мертвым. А потом вспомни, что он жив… и радость согреет твое сердце, несмотря ни на что. Я отнесу ребенка в Обитель. Служители Могучего очистят его от скверны и вырастят в Его лоне. Это все, что я могу сделать для него и для тебя, Мильям-тену. А теперь спи. Когда ты проснешься, настанет новый день. И все будет по-другому…

Его речь и вправду баюкала, усыпляла, растворяла сознание, словно крупинки соли в волшебном напитке… Нет!!! Мильям взвилась резким рывком; перед глазами поплыли серебряные искры, но она осталась сидеть, вцепившись пальцами в завитки кошмы.

— Дай мне его, Алла-тенг. Я хочу его видеть.

— И приложить к груди, да? — Голос старика внезапно стал раздраженным, брюзгливым. — А потом что, силой его у тебя отбирать, глупая ты женщина? Я же все понимаю. Я хочу тебе помочь. Спасти вас обоих, если на то пошло!..

Мильям пристально вглядывалась в дальний угол покоя: маленький сверток… сморщенное красное личико… глазки еще плотно зажмурены — а крохотный ротик уже широко раскрывается, ища материнскую грудь…

Казалось, она все это видит. Хотя видела только мглу с серебряными искрами.

— В Обители его выкормят, не беспокойся, — проворчал Алла-тенг. — Не в первый раз. И отмолят от Вражьей тени…

Вражья тень… значит, она, Мильям, будучи в тяжести, все-таки прогневила Матерь Могучего, предалась Врагу… Но когда, каким образом?!. Летучая мышь… Купания… Бездумные пророчества старухи… Или, может, Пленник?.. Но ведь это бессмысленно, мелко, словно жужжание насекомых в вечернем саду…

«Да неведомы нам Его замыслы». Священные слова, которые объясняют все.

Нет!!!..

— Я сама, — вдруг услышала она собственный голос, и голос этот был тверд, словно гранитные скалы у подножия Арс-Теллу. — Я сумею защитить своего сына от Врага. И еще… Растулла-тенг скоро приедет! Он великий воин. Он не боится небесного гнева.

Ответ служителя был одно сплошное удивление:

— Ты хочешь, чтобы Растулла-тенг его увидел?!

И тут снова послышался детский плач. Не громкий крик, каким младенец возвещал о своем приходе на свет, а робкая проба голоса обиженного, оставленного в одиночестве, забытого в огромном незнакомом мире новорожденного существа.

— Дай мне его!.. — крикнула Мильям и сорвалась, закашлялась и почувствовала, что не сможет больше даже прошептать ни звука…

Алла-тенг что-то пробормотал; кажется, эти слова были не из тех, что угодны Могучему. Тяжело поднялся и шагнул в угол:

— Хорошо, смотри. Убедись сама, что я прав.

Сверток полотна в его руках истошно вопил, и дрожал у неба язычок, и смешно морщился носик между валиками будущих бровей. Мильям облегченно вздохнула: здоровый, красивый… мой…

Служитель провел ладонью по запеленутому темени ребенка — будто снимал капюшон. И отдернул руку, как если бы страшился обжечься.

На головке, словно птичий хохолок, кучерявились первые младенческие волосы.

Золотисто-светлый солнечный пух.


Она не спала.

Если заснуть — на минуту, на мгновение, прижимая к груди теплый сверток, чувствуя щекой щекотку пушистых волосков, вдыхая живой и вкусный запах младенческого дыхания, — после пробуждения ничего этого у нее уже не будет. Только пустота, слезы и бессвязные воспоминания…

Ложная память, какую Матерь иногда посылает женщине, потерявшей в родах дитя. Так скажет Алла-тенг. И Растулла, прискакав с границы, поверит ему, а не своей безумной плачущей жене. Поверят прислужницы и соседи и даже та женщина, что набирала воду из источника с тайным именем. Поверят все.

А потом, через несколько дней, месяцев или же лет, поверит и она сама… Так будет легче. Так будет совсем просто — потому, наверное, старый служитель и не стал настаивать на своем, отдал ей сына, позволил приложить к груди. Ведь рано или поздно она, Мильям, все-таки заснет, и… Совсем просто.

Но она не будет спать. Она дождется мужа… Растулла-тенг, дерзкий и великий воин, который ни во что не верит и не признает ничьих законов, не побоится и того, что его четвертый сын будто бы носит печать Врага. Его сын! Да Растулла просто не станет слушать. Рассмеется, щуря узкие глаза. Вскочит в седло. Взъерошит под буркой светлые младенческие волосы…

Только бы дождаться… не спать…

Младенческая головка на сгибе ее руки. Круглые щечки, уже не ярко-красные, а теплого розоватого оттенка, каким отливает изнутри завиток морской раковины. Крошечный носик, похожий на тот неброский цветок, что растет на голых скалах Альскана. И губки — словно бабочка… Так удивительно — у спящего Растуллы губы складываются в точно такой же наивно-капризный изгиб… Как и у каждого из их старших сыновей: высокого серьезного Шанталлы… смешливого Танны… круглолицего карапуза Гара…

Ребенок, у которого пока еще не было имени, завозился, сморщился, его личико собралось складками, будто ткань входного полога под чьей-то рукой. Маленький, беззащитный. Точно такой же, как и все они, ее новорожденные сыновья… так разве…

И вдруг — резким взмахом выпуклых век — младенец распахнул глаза, и Мильям зажмурилась, отшатнулась, закрылась ладонью от его недетского, нечеловеческого пронзительного взгляда…

Перейти на страницу:

Похожие книги