Гауляйтер и еврейка

Фогельсбергер решил, что пора провозгласить тост в честь гауляйтера. Нельзя было не признать, что он говорил очень хорошо и красиво, чего никто от него не ожидал. Белокурая Зильбершмид глядела ему прямо в рот изумленными глазами и первая громко зааплодировала своими маленькими ручками.

Довольный гауляйтер сразу же выступил с ответным тостом. Короткая речь его была великолепна.

— Благодарю вас, дорогой мой Фогельсбергер, — начал он, и все насторожились: гауляйтер редко произносил тосты. — Вы правы, я, так же, как и вы, верю в то, что мы обретем нашу былую мощь! Будем надеяться, что вскоре мы снова, как и прежде, будем плавать по морям на наших быстрых челнах! — И он указал на фриз в гостиной, на который до сих пор никто не обращал внимания. Узкие челны с высокими носами неслись по волнам, а на корме, подняв щиты, толпились воинственные викинги. — И мы, — вдохновенно вскричал гауляйтер, — как эти там, наверху, будем бряцать мечами о щиты. Наконец придет и наш черед; мы получим то, на что имеем право уже в течение столетий, а этим толстосумам, на острове, придется потесниться. Дорогу — мы идем!

Мен воспользовался тем, что в комнате после ответной речи Румпфа наступило шумное ликование, и приказал распахнуть двери в зал. Квартет на эстраде заиграл танцевальную музыку, женщины радостно взвизгнули.

Мен первым ввел свою даму, берлинку, в мягко освещенный зал, за ними последовали другие пары: Шарлотта танцевать отказалась под предлогом, что еще не оправилась от путешествия. Она предпочитала общество гауляйтера, который никогда не танцевал. Он любовался ее руками и даже попросил разрешения прочитать линии на ее ладони.

— Мне сейчас откроется ваша судьба, — предупредил он Шарлотту.

Лакеи опять внесли кофе и ликеры, а также вино, содовую воду и огромные подносы со сладостями и фруктами — на случай, если кто-нибудь еще недостаточно насытился. Когда они открывали двери, из кухни доносились смех и песни, а из погреба — крики и пение охраны, которая тоже шумно праздновала день рождения гауляйтера.

— Прекрасные руки! — воскликнул гауляйтер и внимательно, точно хиромант, стал всматриваться в линии на ладони Шарлотты. Он сгибал ее послушные пальцы. — Но что это? — Гауляйтер отпрянул в испуге и с удивлением заглянул в лицо Шарлотты.

Шарлотта непринужденно засмеялась.

— Вы опасная женщина, «мадам Австрия», — заключил Румпф. — Вам это известно? Вы принесете несчастье многим мужчинам.

Шарлотта фыркнула, и это не понравилось графу Доссе. Сердце у него сжалось.

— Но, надеюсь, и счастье тоже, — ответила Шарлотта, сопровождая свой находчивый ответ торжествующим взглядом.

Гауляйтер так сжал ей руку, что ее лицо искривилось от боли.

— Вам лучше знать, — отвечал он, — прав я или нет.

Но тут квартет заиграл вальс, который, как электрический ток, пронизал Шарлотту. Она вскочила с места. Да, теперь она хочет танцевать!

— Покажите нам свое искусство, «мадам Австрия», — смеясь, подбодрил ее гауляйтер.

Шарлотта кивнула головой и приняла очаровательную позу. Глаза ее загорелись.

— Сейчас я буду танцевать! — воскликнула она. — Но только не в зале, а вот на этом столе. На этом столе, — как одержимая повторяла она и танцевальным шагом стала приближаться к столу.

Гауляйтер велел убрать бокалы, но Шарлотта воспротивилась.

— Я буду танцевать между бокалами и не уроню ни одного, ни одного! — кричала она.

Граф Доссе встал с места.

— Шарлотта, — вполголоса произнес он. Он хорошо ее знал. От шампанского она становилась невменяемой.

Но Шарлотта его не видела. Неукротимое желание блистать во что бы то ни стало овладело ею. Она сделала несколько па, но когда повернула свою прекрасную голову, то пошатнулась и расхохоталась.

Все гости пришли в гостиную полюбоваться на танцы прекрасной Шарлотты и столпились у большого стола красного дерева. Шарлотта встала на кресло, и множество рук услужливо поднялось, чтобы помочь ей взобраться на стол. Но она отклонила всякую помощь.

— Я и одна сумею! — воскликнула она и засмеялась так громко и весело, что не смогла уже двинуться с места.

— Прошу тебя, Шарлотта, — молил подбежавший к ней граф Доссе, — не забывай, что ты устала с дороги.

— Он ревнует, — сказала Шарлотта с презрительным смехом, и взгляд ее красивых, лихорадочно блестевших глаз скользнул по его лицу.

— Настоящий мужчина постыдился бы высказывать свою ревность во время такого торжества! — крикнул Румпф и зловеще засмеялся.

— Ревность — вздор, — пояснила Шарлотта и топнула ножкой, обутой в золотую туфельку. — Я все равно буду танцевать, черт возьми! Да, да, я буду танцевать на столе, — упрямо твердила Шарлотта, — на накрытом столе, между всеми этими бокалами, и не опрокину ни единого, даже вот того, посередке.

Наконец она решилась поднять ножку в золотой туфельке и влезла на стол.

Все зашумели и захлопали в ладоши. Шарлотта озиралась вокруг с ребяческим торжеством. Божественно красивая и победоносная, стояла она на столе. Никогда еще граф Доссе не видел ее столь прекрасной. Сердце его было полно печали, которая, казалось, пригибала его к земле. Он не выдержал и отвернулся.