Гаури

— Скандал наверху непосредственно касается тебя, — сказала она. — Грешная душа Батры метит прямо в ад, этот ад — ты. Я уверена, что завтра его жена уедет к своей матери и он будет тут как тут. Мой тебе совет: возвращайся домой к матери, да поскорей.

Сказав это, мисс Янг возвратилась к себе в комнату. Гаури показалось, что на этот раз она была с ней более резка, чем обычно, хотя сестра Янг никогда не отличалась особой мягкостью. Гаури чутьем угадывала, что сестра Янг неспроста испытывает такую неприязнь к младшему врачу. «Может, он и на нее имел виды?!» — подумала Гаури, но тут же усомнилась в этом — у сестры Янг слишком непривлекательная внешность. А может, мисс Янг самой нравился этот красивый мужчина?..

В ту ночь Гаури долго не могла заснуть, пытаясь найти в себе мужество последовать совету мисс Янг. За окном стояла такая непроглядная тьма, а мать была такой далекой, казалась теперь такой чужой… А вдруг богиня все же придет к ней на помощь, придаст ей сил, и она совершит героический подвиг — вернется в деревню своего мужа? Тогда, покоренный преданностью своей Гаури, он с радостью примет ее. Разве все страдания, которые ей пришлось вынести, не искупили ее вины? Но как далек туда путь и какие страхи подстерегают ее в джунглях! Змеи, свирепые медведи и тигры — чего только не рисовало ей ее наивное воображение! А ракшасы — злющие демоны, рогатые, скрежещущие зубами… От всего этого можно было сойти с ума…

5

Шагая на рассвете в Большой Пиплан, Панчи чувствовал почти такое же волнение, как несколько месяцев назад, когда он возглавлял свадебную процессию, восседая на пони лаллы Бирбала. Только теперь уж не было под ним никакого пони, незачем было принимать героические позы, и оставались лишь бесконечные сомнения и страхи… С каждым шагом Панчи нервничал все больше. Предстояла встреча с тещей, и он хорошо знал, что она не простит ему его преступление, — ведь он выгнал жену, отослал ее в родительский дом. Он взглянул на покрытую снегом вершину Дхаоладхара. Там обитали боги, и среди них — бог богов Шива, и Панчи про себя попросил богов простить ему все его грехи. Потом он посмотрел на зеленые поля, напоенные поздним, но все же благословенным дождем, и с еще большей силой почувствовал все безрассудство и опрометчивость своего поступка. И что за затмение нашло на него в тот день? Наверное, во всем виновата его тетка Кесаро, это она вбила ему в голову, что он был у Гаури далеко не один и что «эта девчонка родилась под несчастливой звездой». Как он теперь презирал себя за то, что поверил ей! Он вспоминал милое лицо Гаури, и сердце его сжималось от боли. Ведь он мог бы держать ее сейчас в своих объятиях, она была бы с ним рядом…

— Что толку от позднего раскаяния?.. — пробормотал он начало пословицы, обращаясь к самому себе. Нервы его были натянуты, как струны, И пока он шагал через поле к стоявшему на краю деревни дому Лакшми, волнение не покидало его.

Панчи постучал в дверь и замер в ожидании. Никто не откликнулся. Он постучал громче. Опять ни звука. Слышно было только, как Чандари, корова Лакшми, беспокойно задвигалась, вероятно решив, что это пришел Амру, чтобы отвести ее на пастбище. Панчи с силой толкнул дверь. Она распахнулась, и он увидел, что в доме нет ни души.

Панчи растерянно выглянул на улицу. Повсюду возле дома, как и много месяцев назад, валялась грязная штукатурка. Даже открытый водосток, идущий к оврагу, был забит ею. Все, все было по-старому. Но где же Лакшми? И где Гаури? Хоть одна-то из них должна быть дома!

Панчи решил терпеливо ждать. Он вошел в дом, закрыл за собой дверь и уселся на веранде на стул. Корова замычала — так начинает лаять собака, когда в дом забирается вор. Грязный теленок вскочил с земли и испуганно огляделся.

— Сейчас, сейчас я отведу тебя на пастбище, дорогая, — услышал Панчи голос Амру, очевидно по-своему истолковавшего беспокойство коровы.

При мысли, что ему придется до прихода Гаури или Лакшми встретиться с Амру, Панчи побледнел. Гаури часто рассказывала ему об этом жестоком человеке как раз в то время, когда он сам страдал от собственного дяди. Да и на свадьбе он почувствовал в нем порядочного мошенника, хотя Амру и произвел на него впечатление своим наигранным добродушием и апломбом.

Впрочем, вскоре Амру удалось успокоить корову, и опять наступила тишина. У Панчи отлегло от сердца, угнетало только одиночество. Солнце уже накалило стены дома, и Панчи обливался потом. Он огляделся, нашел веер, расстегнул пуговицы на куртке и, тяжело дыша, принялся обмахиваться.

На душе у него было тоскливо, как никогда. Этот пустой дом кого хочешь сведет с ума. Да еще эта проклятая тишина. Но куда же делась Гаури, что-то не чувствуется, что она здесь. Уж не умерла ли она? Его охватило смятение и раскаяние. Неожиданно взгляд его упал на стоявшую во дворе, на самом солнцепеке, кровать. «Почему здесь только одна кровать? — подумал он. — Не могут же мать и дочь спать в такую жару на одной постели?»