Гавайи Миссионеры

Прошли годы, и потом стало модно говорить о миссионерах так: "Они явились на острова, чтобы творить добро, и им это удалось". Другие стали подшучивать над девизом миссионеров, звучавшим так: "Они пришли к нации, живущей в темноте. Они покинули ее, принеся свет, и жить стало легче". Шутники обычно добавляли: "Конечно, на Гавайях стало намного легче, ведь они украли все, что только смогли унести".

Но эти неуместные комментарии вовсе не касались Иеруши Хейл. От нее произошли мужчины и женщины, которые впоследствии продолжали нести островам цивилизацию и смогли организовать жизнь на них так, что Гавайи стали представлять собой вполне развитое государство. Ее имя часто упоминалось в библиотеках и музеях, на медицинских кафедрах. Ее имя присваивали церковным стипендиям. Из жалкой травяной лачуги, в которой она истощила свои силы и энергию, она несла любовь и гуманизм в город-порт, зачастую черствый и даже жестокий. Искусно владея иголкой, она научила местных женщин шить, а при помощи учебника для начинающих - читать и писать. Ее ученицы на уроках узнали больше о цивилизованных обществах, чем прихожане церкви Эбнера. Иеруша ничего не просила взамен, а просто отдавала свою безграничную любовь. Она научилась понимать и лелеять ту страну, в которой трудилась. "На ее костях строились Гавайи". Когда я думаю о миссионерах, первым на ум всегда приходит имя Иеруши Хейл.

* * *

После смерти Иеруши американцы, живущие в Лахайне, долго совещались по поводу того, как теперь следует посту пить с четырьмя детьми Хейлов. В конце концов, собрание пришло к следующему решению: временно за ними должна

была присматривать миссис Джандерс, а когда отыщется подходящее судно, дети уплывут в Уолпол, к семье Бромли. Правда, эти планы были продуманы без участия Эбнера. Почему-то его решили обойти вниманием, а когда он узнал о том, что собрались сделать его друзья, то удивил всех, высказав собственное мнение. Когда миссис Джандерс пришла за детьми, объявив, что теперь будет сама заботиться о них, Эбнер отказал ей, убедив в том, что и сам прекрасно справится со своими малышами. Итак, дети продолжали жить за стенами миссии: Михей, которому тогда уже исполнилось тринадцать лет, десятилетняя Люси, шестилетний Дэвид и маленькая Эстер, которой было всего четыре года. Отец успевал справляться с детьми. В этом ему, в первую очередь, помогал старший - Михей, серьезный мальчик с болезненным цветом лица. Михей жадно читал все, что только мог достать ему Эбнер, и имел куда более богатый словарный запас, чем даже его отец-эрудит. И пока дети Уипплов и Джандерсов начинали понемногу помогать своим родителям в магазине, Михей Хейл, не имея никаких других занятий, сидел, сгорбившись, на территории миссионерского дома и читал в свое удовольствие либо словарь иврита, либо греко-латинский. Дочерей Эбнер одевал так, как считал это приличным: в узкие блузки с длинными рукавами, длинные юбки, панталоны до лодыжек и соломенные шляпки с лентами. Все это он доставал из миссионерских подачек, которые присылались благотворительными комитетами. Вскоре девочки тоже пристрастились к чтению и часто удивляли взрослых своим необычным словарным запасом. Основное население Лахайны могло полюбоваться детьми Хейла только по воскресеньям. Отец с особой тщательностью мыл их, одевал в самые лучшие наряды и торжественно вел в церковь. В эти минуты многие из матерей, глядя на вереницу Хейлов, замечали:

-Они такие бледненькие! Прямо как их покойная матушка! Возможно, все и дальше шло бы у Хейлов хорошо, потому

что Эбнер оказался примерным отцом и искренне любил своих детей, но только в году в Лахайне остановился "Карфагенянин", чтобы забрать товары у Джандерса и Уиппла и отвезти их в Кантон. Пока происходила погрузка корабля, капитан Хоксуорт бесцельно бродил по улицам города, и вдруг, щелкнув пальцами, спросил первого встречного на гавайском:

-А где похоронена миссис Хейл?

Узнав, в каком месте находится могила Иеруши, мощный капитан тут же быстро зашагал на кладбище, остановившись всего один раз, чтобы купить цветов. Однако когда он нашел могилу, то, к несчастью, обнаружил там и Эбнера, который как раз выдергивал сорняки, выросшие у импровизированной надгробной плиты, сооруженной Амандой Уиппл. Как только бывший китобой заметил Эбнера, источник своего постоянного горя, он сразу же впал в ярость и закричал:

-Ты, проклятый, никчемный червь! Это ты убил ее! Ты заставлял ее трудиться, как рабыню, в этом жутком климате!

Одними словами Рафер не ограничился. Он бросился на Эбнера, ухватил его чуть ниже колен и повалил на могилу, принявшись отчаянно колотить священника по голове. Затем, поднявшись, он продолжал истязать миссионера, но теперь уже действовал ногами, и страшные удары тяжелыми ботинками приходились Эбнеру в голову, грудь и живот.

Очень скоро, не выдержав этой пытки, Эбнер лишился чувств, но это только еще больше взбесило Хоксуорта, и он, схватив и приподняв священника с могилы, снова обрушил его на землю с огромной силой, крича при этом: