Гавайи: Миссионеры

Городок был великолепен. Белоснежная церковь сияла ещё дореволюционной роскошью. Эбнер любовался и большими домами, и вязами-великанами. Особенно понравилась ему зеленая площадь с украшенной резьбой эстрадой для оркестра посередине. Отсюда Чарльз Бромли не раз обращался к народу с патриотическими воззваниями. Очень скоро впереди показался и дом Бромли, откуда за гостем уже следила хозяйка и две её младшие дочери.

– А он вовсе не так плох, как про него наговорили, – про шептала Чарити Бромли на ухо сестре.

– Правда, не очень высокий, – фыркнула Мерси. – По жалуй, он больше подошел бы тебе, Чарити, чем Иеруше.

– Девочки, успокойтесь, – скомандовала миссис Бромли, и все замолчали, выпрямившись в огромных креслах. Дверь распахнулась от удара ногой, что вошло в привычку у Чарльза Бромли, в комнату вслед за хозяином вошел молодой чело век, облаченный во все черное и со шляпой-цилиндром в руке. Он смело двинулся вперед по ковру, поклонился миссис Бром ли и заговорил:

– Мне оказана большая честь – быть приглашенным в ваш дом. – Затем Эбнер взглянул на симпатичную девятнадцатилетнюю Чарити, с локонами до плеч, покраснел и низко поклонился девушке: – Особенно приятно мне познакомиться с вами, мисс Бромли.

– Это же не Иеруша! – взвизгнула Мерси, и тут же рассмеялась, не в силах сдержаться.

Мистер Бромли присоединился к хохотушке:

– Вы должны понять этих девочек, они целый день слоняются без дела, Эбнер. Это её сестры. А Иеруша у себя, но она скоро спустится к нам, и тогда вы познакомитесь. Кстати, она у нас самая красивая.

Эбнер почувствовал, как от смущения у него парализовало конечности. Затем он услышал, как миссис Бромли спрашивает его о чем-то, но не сразу смог сообразить, что же именно её интересует.

– A y вас есть сестра такого же возраста, как Мерси?

– Ей исполнилось двенадцать лет.

– У меня брат двенадцати лет, – запинаясь, ответил Эбнер.

– Ну, если вашему брату двенадцать лет, значит, – быстро смекнула Мерси, – у вас не может быть такой же сестры.

– Они могут быть близнецами, – рассмеялась Чарити.

– Нет, близнецов в нашей семье нет, – отчеканил Эбнер.

– Ну вот, видишь, никакой двенадцатилетней сестры у него нет! – победно подытожила Мерси.

– Миссис Бромли имела в виду вот что, Эбнер, – объяснил Чарльз. – Если бы у вас все-таки была сестра двенадцати лет, вы бы смогли понять, почему нам иногда так хочется утопить этого маленького бесенка.

Эти слова ошеломили Эбнера. Он никогда не слышал, чтобы его родители говорили что-то подобное даже в шутку. А в общем, за время визита к Бромли Хейл услышал больше шуток, чем за всю свою жизнь на ферме.

– Но Мерси мне кажется очень симпатичной девочкой. Не надо её топить, промямлил он, полагая, что высказал сейчас изысканную любезность. Однако времени на анализ ситуации у него не осталось, в следующую секунду он был сражен появлением Иеруши Бромли. Она изящно спускалась в комнату по лестнице, стройная, темноглазая, с каштановыми локонами, ниспадающими по обе стороны лица. Девушка была великолепна в своем розовом платье из тонкой накрахмаленной ткани с узором в виде веточек. Платье украшал ряд жемчужных пуговиц, при чем не плоских, какие можно купить в любом галантерейном магазине, а выпуклых и переливающихся. Пуговицы шли от самой шеи, украшенной камеей, по потрясающей груди, затем к узкой талии, и доходили до края подола, где целых три ряда тончайших кружев завершали оформление наряда. Эбнер, впервые в жизни увидев такую красавицу, задохнулся. "Не может быть, что именно она предназначена для меня, – лихорадочно соображал он. – Слишком уж хороша эта девушка".

Твердым шагом Иеруша прошла через комнату к Эбнеру и, предложив ему свою руку, тихим нежным голосом произнесла:

– Самое мудрое, что я успела сделать в жизни, так это на писать вашей сестре Эстер. Теперь мне кажется, что я вас знаю уже давно, преподобный Хейл.

– Его зовут Эбнер! – воскликнула Мерси, но Иеруша не обратила на девочку никакого внимания.

День выдался жарким, долгим и восхитительным. Семья Бромли беседовала с Хейлом с часу до шести. Эбнеру не приходилось раньше встречаться с такими остроумными и эрудированными людьми. Единственное, что портило общение, так это тот факт, что несчастный священник сразу по прибытии в гостиницу успел выпить большое количество воды. Теперь же, начиная с четырех часов, он только и думал о том, как бы попасть в уборную. Никогда раньше Хейл и подозревать не мог, что такая мелочь может поставить его в столь затруднительное положение, из которого он никак не мог найти выход. Наконец, мистер Бромли, очевидно, догадался о проблемах юноши, потому что открыто сказал:

– Мне только что пришло в голову, что мы держим за сто лом этого молодого человека уже целых пять часов. Не пора ли ему выйти во двор и немного проветриться? – И он сам проводил покрасневшего священника туда, где юноша наконец-то испытал неимоверное облегчение.