Гавайская история

Собрав нехитрые пожитки, Светлана вернулась домой к родителям. Те, обрадованные, успокаивали ее: «Ничего, доченька, как-нибудь проживем. Ты еще молодая, красивая, устроишься и без этого ирода! Хорошо, хоть детей не завели».

Надо сказать, что мать с отцом после малоудачного опыта совместного житья от всей души невзлюбили зятя и были счастливы возвращению единственной дочери в лоно семьи. Казалось бы, на этом можно успокоиться. Но не тут-то было. Отвергнутый Толик еще долго не давал покоя Ветке. Пьяным поджидал ее у школы после уроков лишь для того, чтобы заявить:

— Убью, если узнаю, что у тебя другой завелся! — Щуря мутные глаза, он цедил: — Никак за москвича собралась?

О разводе он даже слышать не хотел, угрожая прикончить Светку на месте, если та подаст заявление в суд.

Ветка была рада уже тому, что редко видит мужа-кооператора, где уж тут затевать бумажную возню.

Так могло тянуться еще очень долго. К счастью, Толик сам попросил ее об официальном разводе — молодая продавщица из ларька забеременела и потребовала от хахаля немедленно жениться.

Встретившись с супругом в загсе, Светлана ужаснулась: перед ней стоял заплывший жиром, развязный мужик в китайских дешевых джинсах. Бесцеремонно оглядев ее, Толик хмыкнул:

— Все такая же жердь. — И, осклабившись, добавил: — Ну кто на тебя польстится?! Мужик — не пес, на кости не кидается!

Ветка, потупившись, закусила губу, чтобы не сорваться.

Получив долгожданное свидетельство о разводе, Вета долго не могла поверить своему счастью. Неужто свободна?! А впереди каникулы! Москва!

— Ирочка, вагон — пятнадцать, вечерним пассажирским. Встречай!

Москва поразила Ветку панорамой «дикого капитализма» во всей красе. В магазинах, в ларьках, на тележках, на столиках, на тротуарах и просто с рук — продавалось все. Казалось, жители столицы из профессоров, учителей, инженеров, артистов превратились в мелких лавочников, продавцов и торговых агентов. Все жители и гости города торговались, стоя на всеобщем российском базаре. Вдоль улицы Горького, свежепереименованной опять в Тверскую, тянулись сплошные торговые ряды. Интеллигентные московские бабульки застенчиво протягивали поношенные вещи:

— Возьмите, пожалуйста, совсем недорого, хороший гэдээровский пиджак.

Приезжие бойкие бабенки на все голоса громко призывали купить разнообразный товар, привезенный из глубинки, где зарплату начали выдавать натурой: «Колготки шерстяные, теплые, из Минска!», «А кому хрустальных рюмочек недорого?!», «Люди добрые, налетайте! Плюшевые мягкие игрушки», «Сигареты свежие, только с табачной фабрики!»

Ветка осторожно присматривалась, привыкая к новому облику Москвы.

Рестораны, кафе, забегаловки приглашали отведать немыслимые деликатесы, правда, готовились они зачастую из просроченных продуктов, присланных по гуманитарной помощи с Запада.

— Пир во время чумы! — припечатала брезгливая Ирка, кивая на очередь, опоясывавшую недавно открывшийся «Макдоналдс».

Подруги ходили по любимым местам и не узнавали перерытые улицы и забаррикадированные строительными лесами здания. Чертыхаясь и в то же время с любопытством оглядывая пестрые картинки капиталистического быта, они поневоле мирились с переменами, приспосабливаясь к новым жизненным условиям. Ну а куда деваться? Эпоха перемен!

Вечерами, когда вымотанная, бледная Ирка приходила с работы, они сидели на кухне и разговаривали до третьих петухов. А днем, оставшись одна, Ветка давала уроки английского. Ведь Ирина не сидела сложа руки в ожидании приезда любимой подруги. Примерно за месяц она дала объявление о частных уроках делового английского.

— Хоть заработаешь немного на нормальную жизнь.

Час занятий с начинающими бизнесменами равнялся недельной школьной зарплате.

Ветка ликовала: столица, родная душа — Ирка, шальные деньги и полная свобода! И не хотелось думать, что это ненадолго — до первых сентябрьских деньков. А сейчас — какое счастье, что позади остались волнения, печали, несносные ученики, поднадоевшие коллеги и посторонние люди, охотно поучавшие ее, как надо жить.

— А как надо, Ирка?

— А надо, милая моя подружка, замуж выходить за богатого!

— Да где же его возьмешь, богатого? Не девочки ведь уже — под тридцать!

Ирка возмущенно наскакивала на нее:

— Ну что такое — тридцать лет? Расцвет женской души и тела!

Она подбегала к Ветке, подталкивала к зеркалу и крутила ее в разные стороны:

— Ну смотри, настоящая красотка! Модель!

Ветка удивленно косилась на отражение в зеркале и робко возражала:

— Тоже мне красавица: худющая, долговязая… Да ну тебя, Ирка, отстань!

Подруга всплескивала руками:

— Ну и дура ты, Ветка! Мне бы твою фигуру и лицо! Да я бы… — Порозовев от возмущения, она оборвала фразу.

Ветка засмеялась, обняла подругу:

— Ирик, миленький мой! Да ты внешне намного интереснее меня!

Ирина, смутившись, промямлила:

— Ты правда думаешь, я тоже ничего?

— Ирочка, ты прелесть! Маленькая, мягонькая, уютная! Мужики таких на руках готовы носить!

— Да, конечно, вон очередь на лестничной площадке выстроилась — сплошь женихи во фраках и поклонники с букетами наперевес!

И они, захлебываясь от смеха, рухнули на диван.