Гавайская петля

– А что в этом странного? – не понял Павел. – На Гавайях ночь, значит, у тебя день. Тебе бы очень понравилось, если бы я позвонил тебе днем?

– Дело не в этом. У меня перед глазами лежит таблица перевода украинского времени во время гавайское. Не поленилась, сделала. Согласно этому документу, на Сандвичевых островах в данный момент чуть более четырех часов ночи. Если ты не спишь в такое время, стало быть, у тебя крупные неприятности.

Он натянуто засмеялся:

– Ох уж эти путаные дебри женской логики. Просто душно, Динка, не могу уснуть…

– И по этому случаю под тобой гудит машина.

Туманов приложил старания, чтобы смех звучал непринужденно.

– В машине не могу уснуть. Душно. Следим за одним парнем, который ведет себя очень странно. Кстати, Кошкин и Ордынкин передают тебе и Шандырину горячий привет. Серьезно, Динка, я в порядке. Затем и звоню, чтобы сообщить тебе эту радостную новость. Голос твой хотел услышать.

– Знаешь, дорогой, если было бы все в порядке, ты бы говорил другими словами.

– Ну что еще не то в моем голосе?

– В голосе – то, а вот слова… Из чужого лексикона, Пашенька.

– Не глупи, Динка. Скоро и в дыхании будешь находить настораживающие звуки?

– Кстати, дыхание у тебя сегодня…

Туманов оборвал разговор, отключил трубку. С любимой женщиной как всегда – то ли плакать, то ли смеяться.

– Тормози, приятель, – спохватился он, провожая взглядом скалу. – Держи телефон, я здесь выйду. Как там по-вашему – «махало»?

Уже рассвело, и струйки водопада, спадающие с многоступенчатой скалы, радостно серебрились в лучах восходящего солнца. В лесу на все лады гомонили птицы. За скалами пролегала дорога, но в этом закутке ее гул почти не прослушивался. В рядах выживших царило полное уныние. Ордынкин с подавленным видом сидел на капоте «ранее обкатанного» «Чероки» и рвал на кусочки сигаретную пачку. Кошкин с наспех перевязанной головой теснился в расщелине между камнями и корчил из себя великомученика.

Туманов закончил рассказ. Не забыл упомянуть, что полиции известны приметы Ордынкина. А еще про то, что вторжение в его номер одного из членов шайки, очевидно, не было случайностью.

– Твою мать… – потрясенно бормотал Ордынкин. Он повторил это экспрессивное «двоесловие» уже раз сорок.

– Рассказывай, Василий, – вздохнул Туманов. – Как тебя угораздило?

– Так ведь ничто не предвещало несчастья, Павел Игоревич! – воскликнул Кошкин и застонал, схватившись за голову. – Я просто в шоке…

Из путаного бормотания картина вырисовывалась следующая. В «Черепаху» убийцы ворвались, плюс-минус, в половине второго ночи. Примерно в это же время в отеле «Ахаба» царила мертвая тишина. Кошкин сменил Ордынкина и, мысленно подгоняя светящиеся стрелки на часах, скучал в холле. Ночному портье это не нравилось, пришлось предъявить удостоверение, в котором помимо русских были и латинские буквы. Особого риска в этом не было – дышать воздухом свободы Вердису оставалось несколько часов. Портье занервничал еще больше, сделал попытку вызвать полицию, на что Кошкин пригрозил его отелю закрытием и сносом, и тот успокоился. Кошкин поднялся в бельэтаж, поскучал у двери фигуранта. Ему послышалось, что за дверью сработал сотовый телефон, он принял позу боевой готовности, но больше ничего не услышал. Василий не был уверен, что телефон звонил именно у Вердиса. Спустился вниз, вышел во двор, покурил, пошел обратно в отель и на входе получил по голове от подкравшегося сзади субъекта. Он заметил только тень, почувствовал дикую боль – и все. Очнулся – рядом охал портье, и снова этот недалекий абориген собирался звонить в полицию. Они тут что, других слов не знают? «Полис, полис…» Кошкин пресек попытку, вызвал Ордынкина – тот и сделал историческое открытие, что Вердис пропал. Трясли портье, а что с того взять? Дремал в своем закутке, ну, прошел кто-то мимо. Пока переваривали неприятность, перевязывали Кошкина, переворачивали вверх дном номер Вердиса, прошла куча времени. Затем позвонил Туманов.

– Твою мать! – твердил, как заевшая пластинка, Ордынкин. – Всех до одного перерезали. Нас же Шандырин без соли съест! Это же будет международный скандал для особо посвященных…

– Вы сообщили начальству?

– Конечно, в первые же мгновения. – Кошкин сделал лицо умирающего. – А когда вы сообщили о резне в «Черепахе» – и о ней тоже. Шандырин просто в трансе, приказал сидеть и ждать дальнейших указаний. Он сам, похоже, не знает, что делать.

– Вердиса искать, – проворчал Ордынкин, – а пока не найдем, так и будем обретаться в этой дыре.

При слове «дыра» Кошкин поднял голову и задумчиво уставился на изумительной красоты водопад, журчание которого было подобно игре на флейте. Вздохнул и как-то пристыженно глянул на Туманова.

– Вы же не думаете, Павел Игоревич, что мы к этому делу как-то причастны?

– Твою мать! – всплеснул руками Ордынкин.

– Да успокойтесь, – поморщился Туманов. – Вы еще исповедуйтесь передо мной. Кто я вам такой? Помолчите, – он сделал знак, предупреждая взрыв негодования. – Давайте прикинем, что мы имеем. Группа захвата пала смертью храбрых. Такую жуткую резню впору отметить даже в Голливуде…