Гавань Командора

– Сейчас я поднимусь на нем и покажу, что в полете ничего страшного нет, – закончил Командор.

– А мне с тобой можно? – жадно поинтересовался Алексашка.

По своему живому характеру он стремился испытать как можно больше. А уж полетать – это вообще нечто запредельное.

– Конечно. В нынешнем виде шар может поднять троих.

– Троих? – встрял Петр. – Тогда чего мы ждем?

– Но это может быть опасным, Питер… – протянул Лефорт.

Монарх лишь отмахнулся и первым полез в корзину. Самое удивительное – он помнил о весе и, перед тем как залезть, небрежно сбросил на землю тяжелую шубу. Такой же шикарный, хотя и не слишком умный жест проделал Меншиков. Командор же избавился от громоздкой одежды заранее, а теперь лишь отстегнул мешавшую и ненужную в полете шпагу.

На деле воздушный шар намного безопаснее самолетов. Погода стояла солнечная и тихая. Легкий ветерок подхватил величественно поднимающийся в небо шар и медленно понес его над заснеженными полями. Даже завидно стало.

Внизу вслед за шаром едва не бегом неслась свита Петра. Ничего, вот научимся добывать в больших количествах водород, тогда узнают, какие средства передвижения возможны в воздухе. К походу на Азов не успеем, зато к осени – наверняка. И тогда даже паровая машина покажется забавой.

Полет продолжался сравнительно недолго. Наверно, с полчаса. Командор стравил часть еще не остывшего воздуха через выпускной клапан. Шар обрел часть веса, стал опускаться, и крепкие руки вцепились в болтающийся канат, потянули разом, возвращая царя с небес на землю.

Глаза у Петра были такими же, как у Командора. Восторженными и одновременно – умудренными. Как у человека, постигшего нечто, недоступное большинству.

Похоже, России суждено строить не только морской флот. Пятый океан лежит прямо над головами.

35 Кабанов. На Азов!

Мне доводилось воевать в горах, в городах, в джунглях, на море. И лишь в степи приходилось впервые.

Кругом, куда ни кинешь взгляд, стояли высокие травы. Лишь изредка виднелись небольшие рощицы, да тихий Дон плавно катил свои воды к далекому Азовскому морю.

Часть армии шла к турецкой крепости походным порядком. Зато другая просто сплавлялась по величественной реке. Галеры двигались одна за другой. Среди них затесалось несколько галеасов и даже чисто парусных кораблей. Петр твердо решил блокировать Азов с моря и потому тащил с собой заранее построенные морские корабли.

Флотом назвать армаду было трудно. Скорее, скопищем плавающей посуды. Наскоро сделанные из сырого дерева корабли чем-то напоминали одноразовые предметы. Какое-то время протянут, выполнят поставленные задачи, а дальше все равно придется заменять их чем-нибудь более основательным и долговечным.

Никакого опыта практически ни у кого не было. Кучка иностранных моряков не делала погоды. Кадры вообще готовятся долго, и где уж было обзавестись ими за какой-то год?

Однако энтузиазма хватало. Учились на ходу. Поверхностно, наскоро. Хотя мой собственный путь до капитанского мостика (пардон, до квартердека) был еще стремительнее. И ничего. Я не могу пожаловаться на немилость Фортуны, хотя для успеха одной ее улыбки бывает мало. Надеюсь, нынешние моряки тоже сумеют проявить себя, если придется.

Большую часть времени я проводил с ротой. Порой же Петр вызывал меня на флагманскую галеру, и тогда я шел вместе с ним. Вечерами самодержец то и дело заставлял меня рассказывать истории из флибустьерского прошлого. Интересовался парусными маневрами, поведением команды при абордаже, всевозможными хитростями во время жарких схваток.

Иногда мне случалось мчаться к идущей берегом армии с каким-либо поручением. В общем, мне кажется, за время выдвижения я имел возможность составить более-менее объективное мнение о нынешней петровской армии. До того мой кругозор больше был ограничен ротой да полковыми делами.

Сразу скажу – стрельцы никуда не годились. Они скорее являлись ополчением, чем собственно нормальным войском. Привыкшие не столько готовиться к войне, сколько заниматься торговлей да ремеслами, стрельцы даже заурядный поход переносили с трудом. Марши тоже надо уметь совершать. А тут небольшой переход напрочь расстраивал любой полк. Колонны растягивались, масса народа отставала, сотни были перемешаны, и один хороший налет мог посеять такую панику, что о сопротивлении не было бы и речи. Вдобавок ко всему амуниция стрельцов и вооружение явно оставляли желать лучшего. Пищали тяжелые, неудобные в походе, даже без ремней. Да еще сохранившиеся бердыши, явный архаизм, уже малопригодный для боя. Про дисциплину я вообще молчу. Если уж брать аналогии, то стрелецкое войско больше напоминало янычар. Всегда готовые вмешаться в политику, жадные до льгот, однако совсем не годные для войны.

Ничуть не лучше были и солдатские полки, существовавшие почти на тех же основаниях. Они лишь назывались регулярными. На деле же представляли собой нестройные толпы однообразно одетых людей, по недоразумению зачем-то снабженных оружием. Они-то и занимались военным делом от силы месяц-другой в году, а остальное время посвящали ремеслам да промыслам.