Гавань Семи Ветров

В голове отряда тяжелый, явно выращенный под рыцарскую стать, скакун нес на своей спине хрупкую изящную женщину. Черные волосы развевались на ветру подобно плащу, а по бедру хлопал короткий легкий клинок. Тернер знал этот клинок и знал эту женщину. И если жизни остальных преследователей ничего для него не значили и он принял решение, исходя из соображений целесообразности, то она… Ее убивать он не хотел. Впервые в жизни Тернер по-настоящему не хотел убить врага. И эта двойственность, нарушающая гармонию его естества, раздражала тьера.

Оттолкнувшись от ствола, он пролетел десяток локтей и, вновь вонзив когти в дерево, притормозил падение. Во все стороны полетело крошево иссеченной коры и срубленных ударом мелких веточек. Они еще не достигли корней, а Тернер вновь прыгнул вниз, мысленно извиняясь перед древним деревом за наносимые тому увечья.

Вот наконец его сапоги коснулись земли. Тьер убрал когти, стряхнул с ладоней щепки, осмотрел одежду — кое-где кожа куртки была порядком измазана древесной смолой. Тернер сосредоточился — через несколько мгновений одежда приняла первозданный, чистый и аккуратный вид. Способный к метаморфозам, он не нуждался в вещах, предпочитая выращивать их прямо на теле. Одно время — там, в Тирланте, среди толп людей — он предпочитал одеваться так же, как эти люди, опасаясь выдать себя чем-нибудь. Здесь же надобность в этом отпала — и преследователи наверняка прекрасно знали, с кем им предстоит встретиться.

А вот оружие было очень даже настоящим. Хотя боевая форма тьера обладала куда более эффективными средствами убийства, чем меч или кинжал, принимая человеческую форму Тернер предпочитал иметь на бедре клинок. И он блестяще умел им пользоваться, тем самым избавляя себя от необходимости в случае чего лишний раз обнажать свою сущность.

Солнце вот-вот должно было коснуться краем горизонта. Еще один день подошел к концу. Относительно спокойный день — тьер при желании мог двигаться гораздо быстрее людей. Пусть даже и верховых. А потому то, что для преследователей было бешеной скачкой, он рассматривал всего лишь как приятную прогулку. Но это не могло продолжаться бесконечно, он и так уже несколько дней подряд боролся с собой, не желая устраивать резню. Но и не мог заставить себя убежать — а потому эти дни и превратились в преследование. Душа тьера рвалась на части — разум кричал о том, что бойня не должна случиться, сердце требовало схватки.

Сегодня сердце победило. Эта ночь спокойной не будет. Для кого-то ее вообще не будет, ночи, ни этой… ни всех последующих.

Тернер поправил меч, убедился, что кинжал легко выходит из ножен, и не торопясь двинулся навстречу преследователям. Откладывать столкновение больше не имело смысла. Он дал им все мыслимые шансы, он предупреждал — что ж, время разговоров кончилось. Может, следовало бы подождать ночи и атаковать в темноте? Это было бы мудро с точки зрения тьера, для которого день ли, ночь — все одно, зрение послушно подстроится под нужный суточный ритм.

И все же он не стал ждать темноты. Пусть они нападут первыми. Пусть в очередной раз проявят свою сущность…

Всадники, нещадно нахлестывающие малочувствительных к такого рода воздействию скакунов, приближались быстро. Тернер шел им навстречу пешком. Своего скакуна он уже неделю как оставил в какой-то хижине, хозяин которой вышел навстречу путнику и предложил разделить с ним кров и скудный стол. В тот момент это поразило Хищника — он никак не мог понять, как может человек вот так спокойно пригласить в гости незнакомца, да еще отдать ему часть своего и без того небогатого ужина. Это было странно… как, впрочем, и многое из того, с чем ему пришлось столкнуться, сменив скуку пребывания в Хрустальной Цитадели на полную приключений жизнь странника. Он не нуждался ни в пище, ни в отдыхе… но, неожиданно для себя самого, соскочил с седла. А утром, уходя, оставил в этом весьма небогатом доме скакуна, а заодно и все монеты, что имел. Почему он так поступил? Сам Тернер ответить на этот вопрос не мог…

Первый из преследователей вынырнул из-за холма и резко осадил скакуна. Тот, присев на задние лапы, забил передними в воздухе и лишь через некоторое время успокоился и позволил своему седоку думать о чем-либо, кроме отчаянных попыток удержаться в седле.

Мутации, превратившие грациозных лошадей в покрытых чешуей клыкастых и когтистых тварей, заодно поменяли и характер животных. Все без исключения скакуны были законченными флегматиками, почти равнодушными к тому, что происходит вокруг. Все как один нервничали в присутствии мертвецов. Все терпеть не могли быстрой скачки. Но когда они, неохотно повинуясь воле хозяина, переходили в неуклюжий, но довольно быстрый галоп, остановить их было немногим проще, чем сорвавшийся с горы камень.

Всаднику понадобилось лишь несколько мгновений, чтобы убедиться — перед ним вожделенная жертва, сам Тернер собственной персоной.