Гавань ветров

— Только Вэла. Его же все знают! Но других мне описали: коренастая женщина с Юга с седыми волосами, чернобородый великан с ожерельем из зубов сциллы, остальные с Запада. Среди них двое, похожих как две капли воды.

— Деймен и Атен, — пробормотала Марис. — А остальных я с твоих слов не узнала.

— Зато я узнал, — объявил Эван, входя с чашками горячего чая и толстыми ломтями хлеба на подносе. — Во всяком случае одного. Мужчина с ожерельем — это Катинн с Ломаррона. Он часто бывает на Тайосе.

— Ну конечно! — воскликнула Марис. — Катинн. Самый уважаемый среди Восточных однокрылых.

— А еще что-нибудь? — спросил Эван.

Колль отложил гитару и подул на дымящийся чай.

— Мне сказали, что Вэл прибыл как представитель летателей, чтобы убедить Правителя освободить эту женщину, Тайю, из темницы.

— Выдумка, — заметила Марис. — Вэл не представляет летателей. Все, кого ты назвал, — однокрылые. Старинные семьи, ретрограды, все еще ненавидят Вэла. И ни за что не позволили бы ему говорить от их имени.

— Я и это слышал, — сказал Колль. — Во всяком случае, Вэл вроде бы предложил созвать суд летателей, чтобы рассмотреть дело Тайи. И он не возражал, чтобы Правитель держал Тайю в темнице, пока…

— Да-да! — нетерпеливо перебила Марис. — Но что сказал Правитель?

Колль пожал плечами.

— Одни говорят, что он держался холодно и спокойно, другие утверждают, будто они с Вэлом ссорились и кричали друг на друга. Но как бы то ни было, Правитель настоял на рассмотрении дела в собственном суде и личном вынесении приговора. Поговаривают, правда, что он его уже вынес.

— Значит, бедняги Рени ему мало, — пробормотал Эван. — Правителю нужна еще одна смерть, чтобы удовлетворить свою гордость.

— А как отреагировал Вэл? — спросила Марис.

Колль отхлебнул чаю.

— Насколько я узнал, Вэл улетел сразу после разговора с Правителем. Говорят даже, что однокрылые задумали напасть на крепость и освободить Тайю. И еще говорят, что Вэл созовет Совет Летателей, чтобы наложить запрет на Тайос.

— Понятно, почему люди так напуганы, — отозвался Эван.

— Не мешало бы и летателям испугаться, — заметил Колль. — Местные жители озлоблены на них. В харчевне у северного обрыва мои соседи толковали о том, что летатели всегда тайно управляли Гаванью Ветров, решали судьбы островов и отдельных людей с помощью посланий, которые доставляли, и лжи, которую придумывали.

— Что за чепуха! — вспылила Марис. — Как они могут верить такому?

— Неважно, как, — ответил Колль. — Важно, что верят. Я ведь сын летателя, и меня воспитывали, как летателя, пусть я им и не стал. Я знаю традиции летателей, узы которые их связывают, то, как они чувствуют себя особой кастой. Но я знаю также, что и люди, которых летатели без разбора называют бескрылыми, будто они все одинаковые, тоже объединяются в одну большую семью.

Он поставил кружку и снова взял гитару, словно она придавала ему больше красноречия.

— Ты же знаешь, как пренебрежительно летатели относятся к бескрылым, Марис, — сказал он. — Но, думается, ты плохо представляешь себе, какую неприязнь вызывают летатели у бескрылых!

— У меня есть бескрылые друзья, — возразила Марис. — И все однокрылые сначала были бескрылыми.

Колль вздохнул.

— Не спорю, есть верные поклонники летателей. Служители, посвятившие всю жизнь заботам о них, детишки, мечтающие прикоснуться к крыльям, прихлебатели, высшая радость для которых — заманить летателя в постель и хотя бы так приобщиться к его славе. Но есть и другие бескрылые, Марис, которые злы на Летателей и не ищут дружбы с ними.

— Я знаю, что все далеко не так просто. Я не забыла враждебности, с какой мы столкнулись, когда Вэл завоевал крылья. Угрозы, побои, отчужденность. Но теперь, когда не право рождения решает, кому быть летателем, все должно измениться к лучшему!

— А изменилось к худшему. — Колль покачал головой. — В былые времена, когда летателями становились по праву рождения, многие люди верили в их избранность. На многих Южных островах летатели составляют касту жрецов, благословенную их Отцом Небесным. На Артелии они — принцы. Как Правители Востока наследуют родительскую власть, так летатели наследовали крылья. Но теперь уже никто не верит в божественное происхождение летателей. И возникают новые вопросы. Почему чумазый соседский мальчишка, с которым я вместе рос, вдруг стал такой важной персоной? Благодаря чему приятель моих детских игр вдруг обрел волю, власть и богатство летателя? Однокрылые летатели не так обособлены, как прирожденные, — они знаются со сверстниками, вмешиваются в конфликты, не порывают окончательно с политикой родного острова, сохраняют местные интересы. Это порождает неприязнь к ним.

— Двадцать лет назад никакой Правитель не посмел бы арестовать летателя, — задумчиво произнес Эван. — Но посмел бы двадцать лет назад самый дерзкий летатель исказить послание?

— Конечно нет! — отрезала Марис.