Гавани Луны

И уже спустя несколько месяцев после того, как завсегдатаями нашего дома стала молодежь, слухи об отличных приемах Рины вновь поползли по городу. Но Рина, конечно, мстительно и беспощадно лишила доступа тех, кто уже раз изменил своему сеньору. Она могла простить все, кроме предательства. Должно быть, так мстит героин или сам Дьявол. Те же, кого Рина простила, прошли через такой путь унижений, что Каноса в сравнении с ними покажется вам детской прогулкой.

И дом у реки вновь наполнился голосами, музыкой и смехом.

Я, честно говоря, надеялся на то, что это спасет наш брак. Мрачность Рины под напором молодежи отступала, мне казалось, что ее природная меланхолия рассеется, и мы заживем беззаботно. На самом деле, думал я, Рина бесится из-за моего прошлого. Она не могла простить мне того, что я не достался ей семнадцатилетним юношей. Она всегда жаждала получить все. И то, что она влюбилась в человека с прошлым, делало ее жизнь невыносимой. Так думал я.

Я гляжу на белый лист бумаги сейчас и думаю, что Рине нужен был именно он.

Так что она присматривалась к моим студентам. Беда была лишь в том, что никто из них не был так хорош, как я. А я был хорош, это она признавала.

Уж что-что, а трахаешь ты как следует, дружок, – говорила она.

О, как ты долбишь! – восклицала она восторженно и эхо ее голоса пугало собак за городком.

Компания, веселящаяся во дворе, начинала шуметь лишь громче, а мы перекатывались по крыше, и я благодарил Бога, что она не наклонная. Рина всегда хотела еще и мансарду, но до нее руки у нас не дошли. Зато мы всегда могли потрахаться на свежем воздухе. Это ей нравилось. И она орала на весь городок.. Никогда не стеснялась. Даже если у нас были гости и мы делали это потому, что она распалилась и не успела добраться до кого-то из них.

Аа-а-а, – говорила она.

А-А-А-А-А, – подбавлял я жару.

После, потные, под шуточки гостей, которые пускались во все тяжкие кто на что горазд – благо размеры дома и участка позволяли, – мы спускались и Рина вскакивала на стул у жаровни. Она была прекрасна, я знаю, и в нее были влюблены почти все мои студенты. Возможно, это сделало бы ее счастливой. К сожалению, были еще и студентки. Многие из них, по ее мнению, были влюблены в меня. Это отравляло ее упоение жизнью. В один вечер, когда мы даже закрывать дверь на крышу не стали и две парочки присоединились к нам, она встала, голая, на самый край, и закричала этим своим утробным голосом:

Воды реки, о, воды реки, придите, воды реки…

Снизу, во дворе, смеялись. За нашими спинами еще возились парочки. К счастью, был рабочий день, и городок пустовал. Мы могли позволить себе все, что хотели: от гладиаторской битвы и изнасилования до массовой резни и поджога какой-нибудь деревушки. Рина помчалась голая к реке, кто-то побежал за ней, и люди стали, смеясь и задыхаясь, сбрасывать с себя одежду, и бросаться в реку. Они исчезали и появлялись на ее поверхности в свете Луны, словно большие играющие рыбы.

От страха я даже протрезвел.

Мне доводилось плавать почти десять лет – плавать серьезно, и еще два года я провел на флоте военным ныряльщиком, – и я знал, как опасна река. Так что мне пришлось, выкрикивая имена проказников, выманивать их из воды. Кого просьбами, кого угрозами, а кого – просто вытаскивать. Днестр испещрен водоворотами, как больной оспой – метинами, и я здорово испугался. К счастью, вся эта орава забежала в воду со стороны пляжа, и всем хватило мозгов оставаться на мелководье. Всем, кроме одного.

Моей жены.

Ее голова торчала уже посреди реки, и я, не раздумывая, нырнул с мелководья вперед. Расстояние до Рины было небольшое, но потребовались усилия, чтобы преодолеть его: течение реки в этом месте особенно быстро. Я, мощно дельфиня, поднялся из воды почти по пояс, чтобы не упускать Рину из поля зрения.

Увиденное потрясло меня.

Рина лежала посреди реки, прекрасная, обнаженная, и ее волосы оплетали тело, словно тонкие, – о, толщиной с волос, не больше, – змеи. Они шевелились в такт воде. Лицо ее – прикрытое тонкой пленкой воды – было безмятежно, глаза закрыты. Она была похожа на богиню вод. Она и есть богиня вод, подумал я. И едва не повернул назад, потому что тревожить богиню показалось мне кощунством. А женщина посреди реки была не Риной, нет.