Но я на них не в обиде, они откупились, и это лучшее, чем могут расплатиться нерадивые родители. В конце концов, похороны тоже стоят денег! Наверное, они спрятали меня в этот колледж за то, что я толстая, за то, что я некрасивая, за то, что я странная. К тому же у меня было что-то вроде рака. Иногда меня возили в Швейцарию, и я ходила по коридору в тапках и халате, и у меня Облучали. Видишь, как здорово кататься по миру, господин писатель? В Швейцарии, правда, было больно, но не бойся, это не заразно. Ты свободно сможешь впустить в меня своих головастиков, и пусть они вырастут в мокром болоте дыры в целый хор лягушек и исполнят нам летнюю серенаду во время бессонной ночи. Впрочем, моя дыра больше похожа на шейкер. Она смешает чудесный коктейль. Занесешь мне туда кусочек льда на кончике своего рога? Хи-хи. Знаешь, мне нравится, как ты разговариваешь. Ты словно прицеливаешься, а потом бьешь. Ты даже подбородок чуть опускаешь перед тем, как сказать. Твои слова несутся так быстро. И от них мелькают огненные вспышки в глазах. Я падаю в обморок, когда слышу твое глухое «здравствуйте». Ты считаешь свой голос невыразительным? Он самый сексуальный в мире, он с хрипотцой, и если ты считаешь, что она у тебя из-за спиртного, то я позволю тебе спиваться. Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте, господин писатель. Ну, или «хэло», если по-английски. А вообще, я говорю на нем свободно, так что тебе будет посредством кого общаться со всеми этими журналистами, которые станут брать у тебя интервью. Я не стану ревновать. Лишь бы не в рот, ха-ха. О, в рот, в рот доверься только мне, сладкий. Позволь мне провести показательное выступление, дай хоть часик не демоверсию, и ты женишься на моем рте. Я сама поведу его под венец к тебе, ждущему у алтаря, в черном костюме, такому застенчивому…