Гавр – сладость мести

Все это давалось Алешке тяжело, как морально, так и физически. Морально он переступил через себя и зарабатывал с проката на лошадях. Иногда ему было стыдно смотреть в глаза коней, на которых он катал. Он видел их уставшие взгляды, когда они по несколько часов простаивали в парке, ожидая желающих покататься. И как лошадь потом смиренно позволяла человеку садиться на себя, и шагала по кругу. Вот таких кругов Лешка с конем наматывал за день неимоверное количество.

Зацеп тоже выручал его в зарабатывании денег, и Алеша был бесконечно благодарен ему за это. За годы, проведенные вместе, этот конь стал его семьей, его другом. Зацеп, огненно-рыжий, как солнце, и стал таким солнцем во мраке Лешкиной жизни. С годами конь стал себя по-другому вести, как будто осознав, как тяжело приходится его хозяину. Недаром говорят о буденновской породе, что это лошадь одного хозяина, и верность свою доказывает как в бою, так и в жизни. Зацеп терпел все и всех. Он не скидывал с себя людей, дергающих его за повод, он терпел на себе любого всадника, и Алешка видел это. Он видел, что коню можно доверить как ребенка, так и взрослого, который еле держится в седле. Леша не узнавал коня, вспоминая, каким он был, когда они только познакомились. И сколько раз он летал с него, и как тяжело шла их стыковка и притирка.

Алешка видел это и был благодарен Зяме. Он знал, что обязан сейчас своему коню жизнью, и это была уже не метафора. Но было еще одно, то самое главное, что понимал Леша: Зацеп, лошадь для большого спорта, лошадь для олимпиады и международных турниров, с невероятным потенциалом и даром от природы техники прыжка, реально превратилась в покатскую клячу. Алешка так и не смог за все эти годы ни сам выбиться в серьезный спорт, ни своих лошадей вывести на высокий уровень. Весь его спорт проходил рваными урывками между перипетиями в его жизни. То вроде все налаживалось, и он возвращался в спорт, то приходилось уходить из него, как вот сейчас, в надежде, что он опять сможет вернуться. Да вот только лошади — они старели. Зяме было уже шестнадцать лет, а это серьезный возраст для спортивного коня. Алеша понимал, что лучшие годы этого коня, когда ему было двенадцать, тринадцать, четырнадцать лет, он не смог продуктивно использовать, и вот время потеряно. Из расцвета своих сил и возможностей лошадь постепенно шла к закату. То есть все труды Алешки, все его тренировки и все, что он вложил в этого коня, тоже пропадало впустую. Он не раскрыл ни его, ни себя. Это было больно и тяжело — осознавать и понимать, что он не в силах что-либо сделать и исправить это.

Хорошо, что Вальхензее только двенадцать лет — тоже много, но еще есть время. Совсем немного, и Алешка так надеялся, что хоть этого коня он сможет раскрыть и показать его талант, его дар.

Алешка надеялся, хотя понимал, что все это глупо.

Сейчас у него не было спорта, не было ничего, даже надежды…

Он ходил рядом с конем, шагая по кругу и катая на коне очередного ребенка, который радостно смеялся и махал маме рукой. От хождения у Леши болела спина, и к концу дня каждый шаг давался с трудом, но он терпел и знал, что не сдастся; он будет бороться.

* * *

Когда все это случилось с Лешей, он предупредил инструктора с конной базы, что не сможет приехать не только на майскую программу, но и вообще работать. Алеше было больно произносить эти слова. Ему так понравилась эта работа, так нравилось бывать там, за МКАДом, уезжать из Москвы на электричке и попадать в другой мир. Он был там так счастлив. Но он был реалистом и знал, что с такой спиной он уже не сможет в ближайшие полгода, а может, и дольше, даже на полчаса сесть верхом, не то, что по три часа водить смены в поля. Это он признал честно и об этом сказал ребятам, работающим там.

Через месяц он позвонил одному из них и попросил привезти его вещи с конной базы в Москву.

Сегодня он пошел к метро, где договорился с инструктором пересечься и забрать свои вещи. Подходя к метро, он сразу увидел высокую фигуру Дэна, который даже в Москве все равно выглядел эпатажно. Также в его ухе была серьга, а сам он был одет в стиле ковбоя "Дикого Запада". Рядом с Дэном стоял Саша. Алешка даже растерялся. Он не ожидал, что его вещи привезут эти люди. Он стал приближаться, пряча глаза и понимая, насколько он их подвел тем, что так резко пропал.

— Привет, — первым заговорил Саша и протянул ему руку, — со спиной что-то серьезное?

Алешка поднял глаза и встретился взглядом с Сашей, и его сомнения о том, что эти люди его ненавидят за то, что он их подвел, моментально рассеялись — настолько дружеский взгляд был у Саши.

— Откуда ты узнал? — Лешка протянул руку для рукопожатия. — О том, что у меня спина больная.

Дэн засмеялся:

— Так ходят или когда спина больная или когда в жопу оттрахают, — Алешка покраснел от такого резюме, — но вторым ты не занимаешься, поэтому вывод прост. Так что у тебя со спиной?

— Так вышло… у меня межпозвоночная грыжа воспалилась. Я месяц ходить не мог, поэтому не смог приехать на майские. Я вас сильно подвел. Простите меня.