Гаврила Державин: Падал я, вставал в мой век...

Главным хранителем тайны стал граф Безбородко. После смерти Екатерины он быстро переориентировался и помог Павлу избавиться от таинственного документа. Ушлый дипломат рассудил, что устранение Павла может ввергнуть страну в новую смуту. Генерал Бонапарт орудовал в Европе — и новый всплеск самозванчества на Руси обернулся бы кровавым пожаром.

И Павел осыпал Безбородко наградами: возвёл в княжеское достоинство, сделал канцлером, одарил поместьями и новомодным орденом Святого Иоанна Иерусалимского. Его — сподвижника императрицы, память о которой Павел пытался свести на нет. Вскоре Безбородко не станет — и Державин откликнется на его смерть не самым великодушным образом:

Он мне творил добро, —
Быть может, что и лихо;
Но умер человек, не входит в небо зло.
Творец! мольбе моей вонми:
В объятие Своё, в сиянье тихо
И слабости его прими.

Тут всё ясно: манёвры ушлого политика нередко мешали Державину в пору его секретарства и президентства в Коммерц-коллегии.

…Настроение стареющей императрицы менялось быстро. Она то притягивала, то отталкивала Державина. В придворном космосе не только паркеты скользкие — расшибить голову можно и на сырой земле. Для Державина едва не стала роковой развесёлая игра в горелки. Что может быть беззаботнее? Старинная славянская забава, связанная с обрядом выбора невесты. Однако ж… Всё начиналось лучезарно: в отменном настроении Державин возвращался домой, оставив императрицу в саду…

«Она под тению дерев сидела, несколько задумавшись; то придворные старались её всячески увеселить, а для того и зачали играть в вышеописанную игру. Товарищ автора г. Турчанинов, подошедши к нему, просил убедительно, чтоб по немногому числу кавалеров и он играл. Согласился, и побежали великие князья, а за ними он; на покатистом лугу поскользнувшись, со всего маху упал и выломил себе руку. Без чувства почти великие князья его подняли и отвели сами в его покои, стараясь ему дать всевозможную помощь. Сей столь непредвидимый неприятный случай и был политическим падением автора, ибо в сие время вошёл было он в великую милость у императрицы, так что все знатнейшие люди стали ему завидовать; но в продолжении шести недель, на излечение его употреблённых, когда он не мог выезжать ко двору, успели его остудить у императрицы, так что, появясь, почувствовал он её равнодушие».

Вот так. Лужайка, великие князья, смех — и прибаутка, звучащая на десятки голосов:

Гори, гори ясно, чтобы не погасло!
Глянь на небо — птички летят,
Колокольчики звенят,
Гляди — не воронь, беги, как огонь!

Коварная игра, что и говорить.

Травма не вызвала сочувствия императрицы. В отсутствие Державина её усердно настраивали против «певца Фелицы». Но не только в злопыхателях дело. Екатерина постоянно сомневалась в Державине: временами он казался ей полезным, пригодным для службы, верным, но всякое воспоминание о тёще Державина — кормилице Павла — портило кровь.

Почувствовав, что монаршая милость сменилась холодком, Державин себе в утешение сочинил лукавые вирши — «Горелки»: