Вот так-то!
ТЯЖБА
Державина быстро истомило московское затворничество, долгое ожидание сенатского вердикта. Но если бы он не кипятился, то понял бы, что такая проволочка — добрый знак. В самое трудное время Катерина Яковлевна попыталась похлопотать за мужа перед царевичем. Ходили слухи, что Павел пожаловал верным слугам тысячу рублей — на покрытие издержек от обременительного губернаторства.
В новом грандиозном здании Сената, которое Матвей Казаков выстроил к 1788 году, тянулось разбирательство. Наконец Сенат сварганил заключение и выслал его в Петербург, генерал-прокурору и императрице. Туда же направился и Державин. То ли под влиянием потёмкинской партии, то ли просто по законам здравого смысла Сенат во многом поддержал Державина. По каждому пункту обвинений Гаврила Романович постарался выдать ответ, подкреплённый документами и свидетельствами. Приведём для примера лишь один пункт из многих: «Вмешавшись в должность своего начальника и в дела посторонние и оставляя свою собственную, накопил в наместническом правлении с 1787 года и не исполнил более 800 дел, в числе коих и на сенатские указы многих исполнительных рапортов посылаемо не было, хотя о том от генерал-губернатора неоднократно посылаемо было». Такова претензия Гудовича. «В чём именно вмешивался Державин в должность его, генерал-поручика, и в чём оставлял свою собственную, Сенат не видит, и как по ответам Державина, так и по учинённым в правлении справкам того не значится, а впрочем и упущения в делах по правлению, в рассуждении их количества, не примечается; ежели же когда и случилось, что нескоро указы Сената или сообщения других мест исполнялись, то сие происходило, как из ответов Державина явствует, от нижних присутственных мест, на которые за то и взыскание полагалось; а что собственно по правлению отправляемы были дела с должною поспешностью, в том свидетельствуется он, Державин, многими полученными лично от генерал-поручика письмами и рекомендацией) о нём бывшим в Тамбове при обозрении губернии сенаторам, и к получении ордена».
В таком же духе Сенат ответил на большинство обвинений Гудовича. О, этот язык чиновничьей России, он бессмертен! И ведь в те годы государственный аппарат контролировал сравнительно небольшое пространство социальных и производственных отношений. Большинство подданных императрицы существовали в крестьянской общине, чиновники соприкасались с ними нечасто. И всё-таки империя Петра Великого породила множество столоначальников, которые контролировали друг дружку, общаясь на птичьем канцелярском наречии. «Бюрократ» — ругательное слово, а жаль. Без них — никуда. Державин, Гудович, Вяземский, Екатерина Великая были едины в убеждении, что следует упорядочивать социальные и экономические отношения, а также — религиозную и культурную жизнь. Более того, и воровство должно быть не хаотичным, а, по возможности, регламентированным. А как упорядочить жизнь без дивизии отважных бюрократов? Правда, для того чтобы существовать в этом режиме, нужно стать заправским лицемером, умело пользоваться двойной бухгалтерией.
А Державин был правоведом-идеалистом. Он (не имея на то оснований) всерьёз верил, что закон — не дышло. В послепетровское время в России возник культ закона — светского закона. Державин без сомнений сопоставляет земное крючкотворство с божественным законом:
Максимализм придаёт сил, вдохновляет, но мешает, когда приходится работать среди людей, которые редко походят на строчку в циркуляре. Державин всерьёз намеревался править по законам, каждый шаг обосновывал необходимыми бумагами — справками.
Но иногда и у него от справок голова шла кругом.