Гаврило Принцип. Человек-детонатор

Тогда около двенадцати часов не мог есть, у него было скверное настроение, вдруг появилась идея повеситься. Если бы была возможность, он бы это сделал…»

Двенадцатого мая они увиделись во второй раз. Принцип сразу узнал Паппенгейма и очень ему обрадовался. Их встреча, скорее всего, проходила в тюремной больнице — доктор пометил, что Принцип находится в ней с 7 апреля.

«Он голоден, еды не хватает. Одиночество. Не выходит здесь на воздух и на солнце. В крепости ходил на прогулки… Больше не существует ничего, на что можно было бы надеяться. Жизнь пропала. Когда он учился, у него были идеалы. Всё, что связано с его идеалами, всё разрушено. «Мой сербский народ». Надеется, что что-то еще может стать лучше, но настроен очень скептически.

Идеал молодости: единство югославянских народов, сербов, хорватов и словенцев, но не под Австрией. В какой-нибудь государственной форме, в форме республики или чего-нибудь похожего. Думал, что возникнет революция, если Австрия окажется в тяжелом положении. Но для такой революции нужно готовить почву, готовить настроение. Раньше тоже были покушения. И их исполнители были героями для молодежи.

Он не хотел быть героем. Хотел только умереть за свою идею. Перед покушением читал какую-то статью Кропоткина: что будем делать в случае мировой социальной революции… Был уверен, что это возможно…

Уже два месяца ничего не знает о событиях (вероятно, имеется в виду происходившее в мире, в том числе на фронтах. — Е. М.). Ему всё равно. Из-за его болезни и несчастий его народа…

По просьбе пишет о социальной революции, пишет на листочке следующее (говорит, что два года не брал в руки перо)…

«Не могу поверить, что мировая война стала следствием покушения». Не может признать себя виновным за это несчастье…

Жалуется, что ему плохо».

После встречи 18 мая Паппенгейм записал: «Раны хуже. Сильно гноятся. Плохо выглядит. Нет надежного средства для самоубийства. «Ждать до конца, а потом…» «О чем думаете?» Иногда в философском настроении, иногда в поэтическом, а иногда в совершенно прозаическом. — «О человеческой душе. Что важно в человеческой жизни — инстинкт, воля или дух? Что движет человеком?»

Многие, кто с ним говорил, думали, что он ребенок, что другие его толкнули [на покушение], просто он не может хорошо выражаться, вообще не имеет дара оратора. Всегда читал и всегда в одиночестве, а в дебатах участвовал мало…

«Книги для меня — это жизнь, поэтому мне сейчас так тяжело без книг»… Если бы он мог хотя бы два-три дня читать, то мог бы думать более ясно и выражаться лучше. Ни с кем не говорил уже целый месяц…»

Запись от 5 июня, последняя: «Как только поступит разрешение, рука будет ампутирована. Обычное для него настроение покорности».

Больше они не виделись.

Если судить по записям Мартина Паппенгейма, Принцип уже не был настроен так решительно и твердо, как на следствии и суде. Объяснить это легко: тяжелые, почти средневековые условия заключения, голод и одиночество могут сломать кого угодно. Однако другие свидетели утверждали: несмотря на все эти понятные колебания, Принцип остался верен своим идеалам до конца.

Чедо Яндрич смог установить с Принципом связь с помощью тюремного парикмахера — заключенного-чеха. Он передавал им записки. Как утверждал Яндрич в воспоминаниях, напечатанных в газете «Политика» в марте 1926 года, Принцип «никогда не терял присутствия духа, не показывал даже самой небольшой слабости, не каялся».

«Кошмар, без еды и без воздуха»

Последние два года жизни Принципа в Терезиенштадте до сих пор во многом покрыты туманом. Известно, что у него быстро развивался костный туберкулез. Из-за этого летом 1916 года ему ампутировали левую руку. Несколько раз Принципа помещали в тюремную больницу, а потом возвращали в камеру. Иво Краньчевич благодаря надзирателям-чехам смог однажды увидеть его и даже немного поговорить.

«Гавро был болен и всё больше слабел, — вспоминал он, — но духовно он всегда оставался свежим… Когда его донимали боли, он сказал мне: «Когда я был на свободе, то болел и даже плевался кровью. А сейчас, в этом кошмаре, без еды и без воздуха, живу и никак не могу умереть, чтобы освободиться от рабства». Он не надеялся дожить до конца войны, но не отчаивался, будучи убежден в том, что конец Австрии неминуем и что он открыл ей эту дорогу в пропасть. Так что ему всё равно, доживет ли он до конца войны».

Виделись они, судя по всему, в августе 1916 года, так как Краньчевич упоминает, что Принципа очень обрадовало известие о вступлении Румынии в войну на стороне Антанты, произошедшем как раз в то время. Принцип из окна своей камеры окликнул Краньчевича, выведенного на прогулку. Они обменялись новостями. Потом Принцип показал кусок хлеба, который заключенные получали на целый день, и сказал: «Ты знаешь, я такой же голодный, как и ты, но от радости даже не могу есть. Сейчас уже точно будет конец войне…»

Вскоре Принципа опять отправили в больницу, а в его камеру поместили Трифко Грабежа. Краньчевичу удалось увидеть и его — за день до его смерти, 20 августа.