GAYs. Они изменили мир

К середине девяностых Стивен Фрай по всем признакам стал очень успешным человеком. Помимо совместных проектов с Хью Лори, в его творческом багаже была адаптация для Вест-Энда популярного в 1930-е годы мюзикла «Я и моя девушка», которая сделала его миллионером, а также два романа, «Лжец» и «Гиппопотам», множество публикаций, появлений на радио и несколько ролей в кино. Тем большим шоком для окружающих и публики стал его срыв в начале 1995 года, когда Стивен неожиданно исчез, не явившись в театр, где должен был играть одну из главных ролей в спектакле «Сокамерники». Несколько дней о нем ничего не было слышно, и никто, включая самых родных и близких, не знал, куда он делся и что с ним случилось. В прессе самой популярной была версия, что Фрая расстроили негативные отзывы на пьесу и его игру в ней, но на самом деле причина была гораздо более серьезна.

Сам он потом объяснял положение, в котором оказался, таким образом: «У меня было ощущение, что вся моя жизнь совершенно бессмысленна. Я провел много времени, добиваясь различных целей, и в конце концов понял, что все это было пустой тратой времени, потому что каждая достигнутая цель оказывается разочарованием, если думаешь, что это способно принести тебе счастье». Деньги, успех, слава – все это не принесло счастья Фраю; возможно, потому что внутри он был чудовищно одинок. Расставшись вскоре после окончания Кембриджа со своим партнером студенческих времен – тот обожал культуру гей-клубов и баров, которую не мог принять Стивен, – Фрай решил и вовсе завязать с сексом, целиком посвятив себя работе. Об этом в середине 1980-х он признался в статье для журнала Taler, утверждая, что в современном цивилизованном обществе уже нет места столь рудиментарным порывам. Истинную причину своего решения соблюдать целибат, впрочем, он озвучил в последнем предложении – со свойственной ему самоиронией признавшись: «Ну а кроме того, я побаиваюсь, что у меня это дело получится так себе».

К 1995 году период воздержания у Фрая продолжался уже около пятнадцати лет. Но одинок он был не только в личной жизни – всегда стремясь нравиться людям и держась за образ обходительного светского остряка, Стивен никому не говорил о раздирающих его изнутри демонах, ни у кого не мог попросить помощи. «Он позволяет людям видеть только то, что хочет, чтобы они видели. Он всегда старается прийти другим на помощь – настоящий добрый дядюшка; и никогда ничем не выдает своего одиночества. Он очень автономный человек – словно остров. Последний, от которого я бы ожидал, что он появится на моем пороге и попросит о помощи», – так сказал о Фрае один из самых близких друзей сразу после его загадочного исчезновения.

Как выяснилось позже, Стивен тогда второй раз в жизни пытался покончить с собой: подоткнул одеялом дверь в гараже и просидел несколько часов в машине, держа руку на ключе зажигания. Только мысль о родителях удержала его от этого шага. Но оставаться в Лондоне и продолжать вести прежнюю жизнь он просто физически не мог. Выход из этой ситуации он увидел только один: сел на паром и отправился инкогнито в Европу – в Бельгию, Голландию, Германию. Родным он позвонил, только после того как обнаружил передовицу английской газеты, в которой говорилось о том, что его разыскивают. Именно после этого срыва Стивен впервые обратился к врачам, и ему поставили диагноз – маниакально-депрессивный психоз. У людей, страдающих этим заболеванием, периоды полного упадка сил и беспросветности чередуются моментами эйфории, когда они ощущают себя способными на выдающиеся свершения.

Через несколько лет он снял документальный фильм о своем заболевании The Secret Life of the Manic Depressive, в котором откровенно рассказал о своих симптомах, проконсультировался со специалистами, а также побеседовал с другими людьми, которым был поставлен такой же диагноз, – как они живут с ним, что чувствуют, как справляются. Этот фильм помог тысячам посмотревших его людей – осознать проблему, разобраться в себе, обратиться к врачам за помощью. Когда Фрая спросили, зачем он вообще стал с этим связываться, он объяснил: «Я нахожусь в редком и очень выгодном положении, имея возможность обратиться к обществу, с легкостью ставящему клейма на людей. Я пытаюсь разобраться, почему люди морщат нос, отворачиваются и затыкают уши, когда речь заходит о душевных болезнях, при том, что, когда дело касается болезней печени или каких-нибудь других органов, все наизнанку готовы вывернуться от сочувствия».