Газданов

-Почему средние отметки по алгебре и тригонометрии? А?

– У меня нет склонности к так называемым точным наукам.

– Ну хорошо, дам я вам бумагу. Но смотрите, на вашу ответственность.

– Хорошо, если меня арестуют и посадят в тюрьму, обещаю на вас не ссылаться.

Все это он опишет в романе «Призрак Александра Вольфа». Таким образом Гайто оказался в университете. Он взял несколько курсов по философии, экономике и юридическому праву и стал прилежно посещать лекции. Но потом выяснилось, что в его положении статус добросовестного студента — непозволительная роскошь. Помимо лекций требовались самостоятельные занятия, и в этом была главная трудность. На покупку недостающих книг у него не было денег, а просиживать часами в библиотеке Святой Женевьевы, как это делали отпрыски обеспеченных родителей, у него не было времени. Получалось, что студенческая жизнь, богатая интеллектуальными и эмоциональными впечатлениями, плохо сочеталась с заводским режимом и требовала иного источника заработка, который бы позволял сохранять больше сил и свободного времени. Гайто подумывал о том, чтобы стать шофером. Задача оказалась непростой, но решаемой.

Прежде всего необходимо было изучить устройство автомобиля и научиться водить машину. Однако предстояло выполнить еще несколько формальных требований — получить «розовую карту», то есть разрешение на управление автомобилем на территории Франции. Такое разрешение выдавали на специальных шоферских курсах. Только после их окончания можно было наниматься в один из таксопарков. Все это требовало времени и денег, которые Гайто стал понемногу откладывать из скудной зарплаты.

Помимо практических соображений Гайто удерживала на заводе приятная компания: там он встретил нескольких ста­рых знакомых из Харькова и завел новых приятелей, по большей части из офицеров. А однажды к ним в цех зашел человек с кавказскими чертами лица и прекрасным русским произношением, без южного говорка, к которому Гайто уже привык. Человек этот, принесший сверла, оказался осетином по имени Александр Сикоев. Гайто довольно быстро с ним сошелся. Александр рассказал Гайто о тех осетинах, что уже осели в Париже, и познакомил его с братьями Тибиловами, Иосифом Аликовым, а те в свою очередь, услышав фамилию Газданов, тут же вспомнили про балерину Аврору. Гайто потерял ее след после отъезда в Болгарию. Оказалось, что она тоже перебралась из Константинополя в Париж и иногда выступала с концертами.

Так спустя три года Гайто снова увидел родные лица и стал с радостью навещать по выходным сестру и ее мужа. Однако родственная идиллия длилась недолго: вскоре Аврора заболела чахоткой, прекратила выступления и стала медленно угасать. Ее смерть напомнила Гайто о родных сестрах, которых они с матерью похоронили еще до Гражданской войны, но здесь, на чужбине, утрата казалась непереносимой. Он потерял единственное родное существо, одним своим присутствием создававшее иллюзию человеческих связей, не зависящих от обстоятельств. Он долго не мог избавиться от чувства вины и бессилия перед этой нелепой смертью. Ни в чем не мог он найти успокоения. За последние десять лет это была первая смерть, которая ранила его настолько, что никакие повседневные заботы не позволяли ему отвлечься от воспоминаний о странном прозрачном цвете кожи на лице сестры в тот день, когда он покинул ее на рассвете за несколько дней до смерти. Каждое утро он подходил к сверлильному станку, но вместо резкого металлического звука ему слышался даже не шепот, а шелест ее губ и слабые вздохи. Единственное, что помогало ненадолго забыть ее обреченный взгляд, были отвлеченные размышления, которые существовали безотносительно тех событий, которые сопровождали Гайто последние дни. Мысли о море и расстоянии, отделяющем одни части суши от других, уносили его далеко от Парижа и грустных судеб его обитателей.

Как-то вечером Гайто попытался поместить в рассказ свои воображаемые перемещения в водяном пространстве. Он так увлекся, что, казалось, совсем забыл о дешевой, грязной гостинице, где он сидит за старым скрипучим столом, о рабочем квартале, в котором находится эта гостиница, и об огромном городе, к которому примыкает этот рабочий квартал. Мысли его плыли по волнам, которые он пытался воспроизвести на бумаге, и еще немного усилий оставалось ему, чтобы воплотить свое плавание прямо на тетрадном листе, как звук хлынувшей воды из ведра, которое опрокинула соседская девчонка в коридоре, прервал наваждение. Гайто вздрогнул, перечитал написанный текст и выбросил его в корзину. Прелесть слов исчезла вместе с грохотом ведра, не было в них того завораживающего ритма, который стучал в ушах Гайто, пока он исписывал одну за одной желтые страницы дешевой тетрадки.