Газета День Литературы # 115 (2006 3)

Наверное, тут стоит привести не слишком известное свидетельство из Латвии. Говорит председатель "Движения за независимость" Нормунд Гростиньш, находившийся тогда в ГДР: "В Дрездене 6 декабря 1989 года толпа штурмом взяла штаб-квартиру местной немецкой службы безопасности. Рядом, за углом, на Ангеликаштрассе, стоял двухэтажный серо-коричневый особняк — дом, в котором пять лет проработал Путин. И вот подходит к этому зданию толпа — уже разогретая предыдущим успехом и алкоголем. Решили брать и этот дом. И тогда из всех сотрудников КГБ, которые там работали, навстречу толпе вышел только один человек. Это был Путин. За ним, правда, стояло четыре солдата. Но рассчитывать на толпу никогда нельзя — не известно, будет она стрелять или нет. Потому что никогда нельзя точно знать, не найдется ли в толпе пара автоматов. Путину предложили отойти в сторону и не мешать процессу. И тогда будущий президент на ломаном немецком языке сказал слова, которые его очень хорошо характеризуют, — а в экстремальных ситуациях человек раскрывается более чем обычно, — он сказал: "Ich bin Zoldat bis zum Tod", "Я солдат до смерти". И больше ничего. И эта толпа повернула и разошлась по домам... Так он предотвратил взятие дрезденской резидентуры [КГБ] на Ангеликаштрассе".

Другой, более глубинный момент информационного воздействия сводился к тому, что в красивой эсэсовской форме на экране действовали "истинные арийцы" фактически с тем же этосом (нормами поведения и морали), что у "истинных партийцев" в окружающей советской действительности. Возможно, многие сюжетные и фактологические "проколы" сериала, о которых сегодня уже с полным знанием дела говорят его критики, были сделаны именно для того, чтобы данный "эффект маскарада" проявлялся более полно. А такое сближение заставляло очень многих людей ощущать себя именно Штирлицами, временно утратившими связь с Центром, но обязанными противостоять фашистскому злу (ведь фашизм по-прежнему рассматривался как абсолютное зло) — пусть даже в другой форме, и этот свой Центр найти. Иными словами, "Семнадцать мгновений…" дали определенный и достаточно мощный импульс диссидентскому движению в СССР: как открытому, так и — что не менее важно — скрытому. Кстати, из всего творческого коллектива телесериала "реформы" не принял, кажется, один только сыгравший генерала СС Вольфа Василий Лановой.

Наконец, в-третьих, телесериал напрямую отсылал зрителей к литературному первоисточнику, а тот давал пусть косвенную, но оттого еще более интригующую информацию о механизмах управления современным обществом: не только фашистским или советским, но и "демократическим". А поскольку другие романы автора из "штирлициады" (самый выдающийся из них, на мой личный взгляд, — "Альтернатива") развивали именно эту линию, то стоит полагать, что Семёнов, используя благоприятную конъюнктуру и во многом подстраиваясь под нее, пытался докричаться — и до нас с вами, и "наверх" — о чем-то сверхважном. Но его крик оставался гласом вопиющего в пустыне. Семёнова читали, фильмы по его романам смотрели — но иносказаний не понимали.

Но если его глас вопиющего оставался неуслышанным, то глаз вопиющего видел всё, что было возможностью и, увы, стало реальностью позже. Даже простое перечисление мест действия его романов укажет нам на "болевые точки" Европы и России начала 90-х годов ХХ века. Важнейшие геополитические разломы прошли именно там, где их обозначил Юлиан Семёнов: Германия ("Бомба для председателя"), Югославия ("Альтернатива"), Украина ("Третья карта")…

Похоже, после смерти Юрия Андропова в 1983 году Семёнов потерял не только надежного "куратора" на самом верху Кремля, но и надежду быть услышанным. Более того, наверное, для очень многих и в "комитете", и в ЦК он постепенно становился всё более и более "чужим", если не врагом. Хотя и "своих" у него в этой среде было более чем достаточно. Но разобрать, где "свои", а где "чужие", тут почти невозможно. Нет не только постоянных врагов и постоянных союзников, но даже постоянных интересов. "Зеркальная война", одним словом.