будут во Пскове они через час:
нашим десантникам шагу не даст
сделать кремлёвский иуда.
Что ж остаётся? Подобьем штыка,
в землю вонзённого, ждать нам, пока
станем и мы з а р у б е ж ь е м?!
Все мы давно уж в смертной беде.
Новые Минин с Пожарским – вы где?
Нет среди русских сплоченья...
Видите: время пришло собирать
нашу последнюю, смертную рать.
Время сбирать ополченье.
...Знаю, что строки наивны мои:
люди в разброде, в хмельном забытьи.
Время не сыщешь плачевней.
Но – вперекор ему! – снова, опять
я говорю, что пора собирать
нашу последнюю русскую рать.
Время сбирать ополченье.
Роман Солнцев УСЫ. Из истории нашего весёлого семейства
Нынешняя молодежь вдруг отказалась от усов, а начала отращивать смешные вертикальные серпики на подбородках, какие можно увидеть на картинах старинных живописцев, сохранивших облик королей и прочей надменной знати. Иной раз встретишь и усы, но в сочетании именно с такими волосяными полуколесиками, реже – с торчащей вверх бородкой оперного Мефистофеля.
Молодежь ищет лицо.
А я, лишь только встречу так снаряженного подростка (у него, конечно, еще и золотое колечко на левой ноздре, и серьга в ухе, и "косичка Мастера" на затылке), слышу хриплый хохот своего дяди Саши, который носил усики-треугольник, похожие на усики маршала Ворошилова.
– Бороду носит старый человек. Бороду носит мудрый человек. Мужчина должен носить усы. Пока он может действовать.
– В каком смысле, дядя Саша?
– В любом! – был ответ. И ответ казался бы запальчивым, если бы не весь облик невысокого, слегка кривоногого (привык сидеть в седле), но чрезвычайно сильного, темноликого дяди Саши, по-татарски – Шаех. Его мы звали иногда дядя Шейх, на что он гневался.
– В нашей стране не может быть шейхов, мы уничтожили богачей как класс.
– А зачем же, дядя Саша, начальство обещает людям процветание и благополучие?
– А затем, малыш, что все это будет, но сразу у всех, постепенно. А не так, чтобы кто-то выделялся – один богач, а другой в лаптях.
– А если, дядя Саша, один работает хорошо, а другой не хочет работать?
– Воспитаем! – рубил он ладонью воздух крест-накрест, в разговорах со мной становясь как бы и сам подростком. – Заставим! В Конституции написано: кто не работает, тот не ест.
– А если он упорно не работает? А голодовка – это уже политика... я слышал...
Он замирал, уставив на меня вздрагивающие свои желтоватые тигриные глаза. И усики, треугольные его усики тоже подрагивали, словно дядя Саша принюхивался: а не пахнет ли от меня чем-то вражеским, буржуазным, не начитался ли я чего-то недозволенного... Хотя где и откуда? Кроме хрестоматии и разрешенных книг из библиотеки в руках ничего не имел. Разве что слышал россказни, которые и до нашей деревни доходили... да и сам иногда сквозь треск и вой радиоприемника поймаю неведомую станцию, где квакающим голосом кто-то рассказывает ужасные новости из жизни советской страны...
Врут, наверно.
– Врут! – прищурясь, продолжал смотреть на меня дядя Саша. – Отрабатывают деньги капиталистов. Ты мне веришь?
– Верю, – отвечали мои губы, мое горло. Кому же еще верить, как не обладателю двух орденов Боевого Красного знамени, ордена Звезды и десятков медалей, кто по рассказу моего отца, переправил в свидетельстве о рождении 1925 на 1923, чтобы попасть на фронт. Когда военврач с сомнением глянул на подростка, мол, не слишком ли хлипкий, дядя Саша подпрыгнул и в воздухе вихрем перевернулся и приземлился на ноги и честь отдал! Отец к тому времени был уже в частях, но если бы оказался в селе, ни за что бы не отпустил младшего братишку в пекло...
Как не верить человеку с таким взглядом, у которого пульс девяносто и даже сто, который живет, как горит. Приехав к нам в родную деревню из города, он за месяц отпуска столько полезного делает для нашей семьи, для соседей, для колхоза: поднимет ворота при въезде в нашу Разгуляевку, договорится и приведет на случку знаменитого жеребца с медалью из соседнего колхоза на наш загон, прибьет доски на протекающую крышу школы, выкопает новый колодец, потому что прежний заилился, да и мусора туда много накидали нерадивые мальчишки. А еще он обязательно устроит гонки без сёдел на самых быстроногих лошадях колхоза по лугу, и сам выиграет приз – подхватит с травы растопыренными пальцами расписной платок самой красивой девушки села. А еще он поиграет с детьми в войну, побегает с нами по холмам и оврагам, гукая, изображая выстрелы, а потом покажет класс стрельбы из ТОЗовки, которую всегда возит с собой.
Сверкающий черный маслянистый ствол... гладкое деревянное цевьё... насечки на боку приклада... прицельная колодка с движущейся планочкой – можно поставить на 50 метров, можно на 100... О, с каким трепетом я брал в руки это оружие! С каким восторгом я разглядывал тонкие, медового цвета патроны со свинцовыми пульками...
– Дядя Саша, а на охоту нынче пойдешь?