Именно поэтому пришлось обратиться к китайскому "зеркалу". Обозначенное некогда (см. "ДЛ", 2003, №1) "возвращение поэзии" в Россию, несомненно, состоялось. Пока ещё не в форме повсеместного общественного признания – но в форме пока точечного возрождения интереса к этому странному занятию. И это – важнейший симптом не только общекультурных, но и политических изменений в нашей стране. Повторю сказанное четыре года назад: "Как заметил один современный мыслитель, литература – род воинского искусства, и в этом ряду искусств: войны материальной (войны-деформации), войны душевной (войны-информации) войны духовной (войны- трансформации), – её воины занимают важнейшее, срединное положение. Не в доказательство, а в дополнение данной мысли приведу следующую цитату из Льва Гумилева (человека удивительной судьбы и сына двух поэтов, Николая Гумилёва и Анны Ахматовой): "Появились саги и поэзия скальдов – сравним плеяду арабских поэтов перед проповедью Мухаммеда и в его время. Или Гомер и Гесиод накануне эллинской колонизации... С движением викингов, противопоставившим себя оседлым и зажиточным хевдингам, связано возникновение скальдической поэзии около 800 г. И если суры Корана диктовал Аллах, то он диктовал их – поэту".
Поэт – и воин, и волхв, и пророк, и свидетель: избранный, лучший "сосуд человеческий". Он – герой в самом точном значении этого слова. У каждого времени – свои герои, а потому – свои поэты. Поэзия не всегда была мозгом, но всегда была сердцем своей эпохи. Грибоедов: "Я как живу, так и пишу: свободно и свободно". Но сам по себе факт такой слиянности жизни и творчества ещё ни о чём не говорит. Куда важнее уровень и качество этой слиянности (или, напротив, неслиянности). Сущность поэта и сущность его героя (образа личности) находятся между собой иногда в самых запутанных и невероятных отношениях. Полностью исключено лишь одно: этих отношений не может не быть.
Поэтому так важен, фундаментально важен для меня (впрочем, надеюсь найти здесь поддержку и понимание читателей) вопрос о том, образ какой именно личности воплощают собой герои современной поэзии и современных поэтов.
Так вот, должен сказать, что никакой "современной", а тем более "молодой" русской поэзии в этом отношении незаметно. Сплошное "повторение пройденного", освоение форм мировой и отечественной культуры – как правило, "естественно близких" по своему хронотопу нам, пребывающим "здесь и сейчас", но и не слишком близких тоже.
Сегодня отечественному и, само собой, зарубежному "городу и миру" всё активнее предъявляются "новые русские поэты" – на сей раз из числа не "детей Арбата", но "детей рыночно-сексуально-языковых реформ". И круг самых ярких представителей этой генерации, весьма близкий традиционной с 60-х годов критической "обойме", можно считать уже практически очерченным. Лекала те же, но люди другие, а значит и лекала всё-таки тоже другие.
"Так по списочкам и пойдём?.." А что делать, придётся. Заранее приношу извинения авторам и читателям, что упоминаю не всех, цитирую, возможно, не лучшее и не всех, кого упоминаю, цитирую. Но знание некоторых принципов вполне возмещает незнание некоторых фактов, а за то, что здесь представлены далеко не худшие из "обоймы" и далеко не в худших своих проявлениях, могу ручаться.
Всеволод ЕМЕЛИН:
Из лесу выходит
Серенький волчок,
На стене выводит
Свастики значок…
Не стесняясь светского вида,
Проявляла о бедных жалость,
С умирающими от СПИДа,
То есть с пидорами целовалась…
Лишь рвалось, металось,
кричало: "Беда!"
Ослепшее красное знамя
О том, что уходит сейчас навсегда,
Не зная, не зная, не зная.
Пришла пятилетка больших похорон,
Повеяло дымом свободы.
И каркала черная стая ворон
Над площадью полной народа.
Все лица сливались, как будто во сне,
И только невидимый палец
Чертил на кровавой кремлевской стене
Слова – Мене, Текел и Фарес.
"Молодой" – весьма условно. "Современный" – бесспорно. Как раз то самое исключение из правил. Практически "наш человек"; в прошлом, настоящем и будущем – активист НБП. Жестко и даже жестоко веселит "на злобы дней", но не только… Если бы еще петь умел, слушать бы всей Руси "нового Высоцкого". Но стихи – максимально "масочные". Не герои, а персонажи. Даже когда пишет вроде бы непосредственно про себя.
Кирилл РЕШЕТНИКОВ (он же Шиш БРЯНСКИЙ):
"Матершынник и крамольник". Тем и велик. Упоминается в алфавитном порядке с частным предупреждением, что Бог поругаем не бывает.
Андрей Родионов:
Подумаешь,
проснулся в клетке с бомжами,
Зато не жру на чужой планете говно!
Нам слов не надо, чтоб говорить,
Не надо мыслей читать.
Это миф,
что сказочные герои не любят пить,
Просто они не умеют блевать.
Подмосковный гротеск еще 90-х годов. Электрички, вокзалы, онейроид "унешний и унутренний". Двоюродный и младший, по-моему, брат Николая Голикова. Демонстрирует максимально полную отвязанность от "стойла Пегаса".
Вера Павлова:
Сексуальные сны "двойницы" литературной героини Чернышевского. Не просыпается или принципиально этого не желает. Упоминается в алфавитном порядке.
Анна Русс:
Нервный мужчина, я сегодня злая,