Газета День Литературы # 127 (2007 3)

и пропала в закатном огне,

лишь послышалось мне:

"Я хотела,

чтобы ты вспоминал обо мне".

* * * Прах во гробе не поёт,

не грешит, не кается,

зелье сладкое не пьёт,

не опохмеляется.

Пропускает все посты

и богослужения.

Не бывает суеты

в этом положении.

А душа на небесах

мучается, мечется,

за упокоённый прах

горькая ответчица.

* * * В жёлтых окнах казарм

отражается Время:

не бывало в истории

мирного дня.

Возвращаюсь к армейской

исписанной теме –

ах, любовь и природа,

простите меня.

Босиком по песку,

в сапогах по бетону

век за веком

шагает военный народ,

ведь должны быть стройны

на плацу батальоны,

хоть в казарму с войны

ни один не придёт.

В шкурах через плечо,

в латах, куртках, шинелях,

с булавою, мечом,

автоматом в руках,

в пыльных бурях Афгана,

в российских метелях

мы сражались

в бессмертных

погибших полках.

Наши крики страшны,

наши лица усталы,

наши руки в крови,

наши души в аду.

И потомки

с обшарпанного пьедестала

сбросят наши греховные

крест и звезду.

Татьяна Смертина ИЗ ТРЁХ ВРЕМЁН

* * * Странно мчатся эти кони –

То ли к свету, то ль в огонь?

Не пойму в малинном стоне:

То ль гвоздика на ладони?

То ли гвозди сквозь ладонь?

Вихрь сумятицы и страха,

И видений, и молвы!

И Луна кругла, как плаха –

Ой, для чьей же головы?

Словно пущены с откоса –

Далеко, в девятисотом...

Вихрем вьются вдоль версты –

Судьбы, звёзды и кресты...

Словно кто пролил легко

В чёрный космос молоко...

* * * Из трёх Времен да с трёх сторон

Идут худые вести!

А на руке тройным огнём –

Сияет Божий перстень.

Моя рука – узка, легка.

А путь – под вой волчихи.

И серп блистает у виска,

Безумных прядей – вихри…

А на Руси – глухая ночь!

Но перстень – кажет дали.

И я, крестьян убитых дочь,

Не сплю! Стекают шали…

Секирой маятник летит…

Строка спешит и плачет…

И чем сильней душа болит –

Тем перстень светит ярче.

* * * Здесь мальвы жар – не сплю и вся горю.

Далёкое – мне высветилось очень!

Взрывается Юпитер в эти ночи,

И я легко стихами говорю...

И чудотворец Серафим во мгле

Мне возжигает свечку на столе...

И мёртвые ко мне сквозь даль и стены

Приходят и кольцом живым стоят.

И яблоня засохшая – мгновенно

Вдруг почками набухла... И летят

Ко мне на плечи мотыльки, и жмётся

Златая ящерка к босой ступне...

Комета, рассыпаясь, в мрак несётся,

Юпитер стонет в ядерном огне.

Умерших лица вижу я в окне.

И в чаше, где воды овал мгновенный, –

Твоё лицо, читатель сокровенный!

Вглядись: Ты видишь между этих строк,

Как проступает легкой мальвы шёлк...

* * * Шла старуха,

Но не добрая –

Карга.

Чёрный ворон

На вершине

Батога.

Стала грубо надсмехаться,

Верещать:

"Слушай, дева,

Тебе счастья не видать!

Потому что –

Часто бродишь по росе.

Потому что –

Роза красная в косе.

Потому что –

Есть завистницы во зле...

Обернётся роза –

Раной на челе..."

* * * Боюсь окна, боюсь моста,

Пугаюсь шелеста листа.

И каждый жест мой – страхом болен.

Для многих день – вот так же тёмен!

Ужель защита – локоток?

Мне спрятаться бы в тот цветок,

Что лепестками стынет бело,

Уйти в его изгибы телом.

Зачем скрипит зловеще дверь?

Вновь из стены выходит зверь!

Прыжок его столетье длится,

Я перед ним – ребёнок, птица…

Безмолвен мой полночный крик…

И россыпь бус – на половик…

Безвыходность и ужас дикий…

И мир из красной земляники…

* * * Я выберу печальную звезду,

Кувшинок белых наберу охапку

И помолясь, и поминая бабку,

Я по спиралям сверхчастиц уйду,

Как в глубь креста в молитвенном бреду!

И на звезде – расправлю крылья сладко...

Там превращусь в потусторонний вихрь,

На Землю кану средь Крещенья в поле

Безумной, белой вьюгой! И доколе

Я вас средь белоснежья и крутих

Там не найду, –

Я плакать буду так,

Что все лампады покачнутся в мрак,

И будет звать сиренно каждый стих

В моих, пока не собранных, "Собраньях",

Что в мир явились в вербах и страданьях.

Когда же вас я все-таки найду,

Проливши слёз и локонов орду, –

Вас вознесу на белую звезду!

Она – вся в лотосах, в белынь-шелках,

В молитвенных шептаньях и стихах...

И вы познаете, хоть на мгновенье,

Святынь высот, вдохнёте вдохновенье,

Чтоб, возвратясь в дом мрачный, наконец,

Где серых будней медленный свинец,

Вам вечно помнить шёлковый венец:

С него от вечной, загнанной тоски,

Вдоль по Вселенной вьются лепестки...

* * * Приснилось –

Назвали пророчицей

И повели сжигать:

"В Отечестве

Пророкам не бывать!

Пророчицы – все ведьмы,

Их кос дремуча гать!"

И стали гневно

Сучья собирать.

А мне в небесный

Неохота край.

Пока возились,

Вскрикнула: "Невинна!"

Бух о земь,

И стою –

Кровавая калина,

И каждой кистью маюсь:

"Пригуби".

Но сзади крикнули:

"Руби!"

...Под каблуками

Красно умирала.

И жадно семена

Земля глотала.

* * * Среди ельников высоких

Бродят тени синевы.

Князь мой призрачный, далекий,

Ты явись мне среди мглы.

Вся изба полна печали,

Что исходит от меня,

В поле ветры зарыдали,

В печке – шёпоты огня...

Облик князя вижу рядом –

Самый огненный мой плен.

Он обводит чёрным взглядом

Молоко моих колен...

Ситец тоненький – мне в тягость,

Рук полёт не удержать!

Георгин осыпал рдяность...

Бусы – в россыпь, не собрать...

... Скоро ль встретимся воочью?

Рвусь к тебе, ну хоть вяжи...

Снилось что тебе той ночью,

Князь далекий, расскажи...

* * * В ладони скорбной жухлого листа