Газета День Литературы # 127 (2007 3)

Силовое, духовное поле России гораздо шире, объёмнее того, которое нам обозначили государственные границы. И пока живы настоящие поэты, есть надежда вновь собрать великую страну, пусть и не в прежней конфигурации. Живой, а не абстрактнополитический объём сам обозначит себя – рано или поздно.

Родное примкнёт к родному, чужое отпадёт само. "Лысенковцам" этот долгий труд, этот подвиг безвестности не под силу. Да и кто они по главной сути своей? – "Авторитетная" банда.

Каково их главное имя? – "Легион".

И вовсе не для того они оккупировали масс-медиа, чтобы собирать воедино разорванное духовное пространство, а там, глядишь, уступить место живому…

Но вот представьте себе на минуту, что хотя бы часть из перечисленных выше поэтов заняла вдруг прочное место на телевизионном Парнасе! Какая картина бы открылась всем нам? Перевернулась бы старая цветастая картонка, свалилась бы, как рухлядь с проржавевшего гвоздя, а на её месте возникнул прекрасный холст, отсвечивающий благородством красок, переливающийся глубокой игрой светотеней, дышащий подлинным чувством и мыслью...

Юрий Архипов "МАЛЕНЬКОЕ" ПРАВО

Крылов К. Нет времени. СПб., Владимир Даль, 2006.

Есть такая газета – "Спецназ". (Или была? В последнее время в киосках ее что-то не видно.) При случае я нередко её покупал – ради статей главного редактора Константина Крылова. И не из-за сугубого сходства идей и взглядов; я немало пожил на свете и меня трудно в чём-либо переубедить. С "обличительной" частью писаний Крылова, впрочем, нельзя было не согласиться. Но всего больше меня привлекало другое – редкий эссеистический (то бишь художественно-публицистический) дар автора. Эссеистика вообще у нас теперь на подъёме и достигла, пожалуй, небывалого расцвета, опершись на опыт немногочисленных классиков прошлого – Леонтьева и Розанова, прежде всего. Учтен опыт и вынужденных эмигрантов – Мережковского, Федотова, Адамовича, Ивана Ильина, Владимира Вейдле. Любопытно, что и многие интересные явления художественной прозы последнего времени тоже тяготеют к роману-эссе (Шишкин, Королев, Отрошенко, Клех, Гольдштейн.) Но ещё привлекательнее (и убедительнее!), так сказать, эссеисты в чистом виде – Галковский, Гачев, Гиренок, Головин, Аннинский и другие. Достаточно сравнить отдающую лубком, на мой вкус, художественную прозу Проханова с его блистательной публицистикой, чтобы понять, в каком жанре нынешние литераторы научились работать ничуть не хуже предшественников.

Своими статьями, лучшие из которых собраны в книге "Нет времени", Константин Крылов быстро вдвинул себя в когорту самых боевитых, фехтовальных перьев России. На его примере хорошо видно, что задаёт уровень публицистике. Да – стиль, да – живой ритм, да – меткий, как выпад рапиры, словарь. И внимание к деталям, конечно, – культурологическим знакам и метам времени. Но главное – чтобы всё это работало на единую идею. Чтобы из фейерверка перлов вырастало не разбросанное по случайным пустякам мировидение автора. О чём бы ни писал Крылов, его интересуют национальные интересы России и перспективы русских и русского в грядущих геополитических битвах. Есть ли ныне темы важнее?

В защите своего, сокровенного, Крылов несгибаем, в обличении чуждого и враждебного красочно ядовит. Мастер-класс, например, он демонстрирует в статье о Ельцине и его времени под глыбообразным аббревиатурным названием "ЕБН". Памятливо перечислив многие фантасмагорические, "вкусные", как он пишет, подробности того и впрямь свихнувшегося времени с Чумаком и Кашпировским на экране телевизоров, с уроками Агни-Йоги и секса в школе и камланием сектантов на стадионах, Крылов хлестко резюмирует:

"О психологическом состоянии "советского пока еще народа" лучше не говорить. Человечков буквально крутило: они блукали в потьмах, как слепые, и выли, как бешеные. Немногие сохранившие остатки ума смотрели на взбесившихся с ужасом и омерзением. Это был прямой выплеск инферно – какое-то всеобщее оле-оле и гыр-гыр-гыр, помрачение последних остатков разума.

В нормальных вроде бы людей легионами вселялись бесы, которые греготали и похабноглаголали какие-то непотребные кощуны. Тогда-то и накатила последняя, самая страшная волна ельциномании.