Газета День Литературы # 127 (2007 3)

..."Как все-таки утомителен гедонизм", – восклицает бегбедеровский "романтический эгоист". "Мне не нравится мир, в котором мы живём", – просто и ясно говорит Валери из "Платформы" Уэльбека. Критик Д.Стахов делает выводы, применимые не только к этому роману: "Главным в "Платформе" представляется общий настрой, общая атмосфера. Настрой безысходности, атмосфера пустоты и бессмысленности. Жизнь – дерьмо. Быть может, я огрубляю, но лейтмотив романа таков". Юный Мишель из "Элементарных частиц", испытывающий светлые чувства к девочке, был атакован в кустах паразитами: "страшный зуд", "красные прыщи". Он "встретился не с Любовью, а с клещиком-краснотелкой". Будущий протагонист научного Апокалипсиса в детстве смотрел передачу "Жизнь животных". Что он видел? Всеобщее пожирание: "Мишеля трясло от отвращения, и в эти минуты он также ощущал, как растёт в нём непререкаемая убеждённость: в целом дикая природа, какова она есть, не что иное, как самая гнусная подлость; дикая природа в её целостности не что иное, как оправдание тотального разрушения, всемирного геноцида, а предназначение человека на земле, может статься, в том и заключается, чтобы довести этот холокост до конца".

Вопрос о свободе здесь специально не ставится, но герои чувствуют: дети и старики свободе мешают. Первые заполняют жизнь, тормозя движение страстей. Вторые напоминают о смерти. Уэльбековский "Будда" недвусмысленно предлагает рассмотреть возможность самоубийства всем, кому за сорок. Хочешь приблизить Апокалипсис, уничтожь обаяние детства и уважение к старости. Понятны объяснения главного героя "Платформы": "Откровенно говоря, я всегда испытывал некоторое отвращение к детям; они представлялись мне маленькими чудовищами, которые только и делают что какают и истошно вопят; мысль о ребёнке никогда не приходила мне в голову". Прочитавший "Возможность острова", вряд ли забудет размышление Даниеля: "В день, когда мой сын покончил с собой, я сделал себе яичницу с помидорами. Живая собака лучше мёртвого льва, прав был Екклесиаст. Я никогда не любил этого ребёнка: он был тупой, как его мать, и злой, как отец. Не вижу никакой трагедии в том, что он умер; без таких людей прекрасно можно обойтись". "Ребёнок – это нечто вроде порочного, от природы жестокого карлика", – позже скажет "мудрый" Даниель. Многие читатели в тяжкие моменты жизни могут сказать вслед за Валери, что им "не нравится мир, в котором приходится жить". В большинстве случаев это будет мимолётное настроение. Но здесь это именно "платформа", на которой твёрдо стоят герои.

Вместо детей, семьи и религии, вместо положительной философии – освобожденный эрос. "Секс являлся главным смыслом его существования", – сказано о Брюно. Кристиан, подруга героя, убеждена в его лечебном действии: "Я знаю, что нужно сделать. Давай съездим на мыс Агд, устроим групповушку в нудистском секторе. (…) И тебе тоже нужно отдохнуть, ты нуждаешься в оргазмах в кругу самых разнообразных женщин". "Вся моя жизнь превратилась в игру, игру возбуждающую и приятную, единственную, какая доступна взрослым; я погрузился в мир сладких желаний и бесконечного наслаждения", – признается герой "Платформы" после встречи с Валери. Секс высоко оценивается как способность дарить, как открытость миру. Временно (и очень недолго) здесь царит простое – уэльбеково – счастье: "За исключением полового акта, в жизни очень редки мгновения, когда тело наслаждается, исполняется радости просто оттого, что существует на свете". В мире Уэльбека недалеко и до его ритуализации, о чём сообщает Кристиан, вспоминающая о бывшем муже: "Я была горда тем, что вызываю у него эрекцию, у меня есть фотография его вставшего члена, я всегда её храню в сумочке: для меня это вроде священного изображения". Герои Бегбедера тоже много знают о природе полового чувства: "Любовь – это когда секс становится таким потрясающим, что уже не можешь заниматься им ни с кем другим. Наваждение перемещается из члена в мозг" .

На первый взгляд, счастье эротического слияния в текстах Уэльбека и Бегбедера настолько очевидно, что основной конфликт обнаружить совсем не сложно: секс противопоставлен всем остальным жизненным сюжетам, только в нём – желанный рай. Но это только на первый взгляд. Слишком много, особенно у Уэльбека, порнографических сцен, слишком натуралистичны и механистичны они, чтобы служить действительным аргументом в пользу радостного отдохновения плоти. Именно плоть, постоянно обнажённая, как на детальном осмотре у врача-специалиста, атакует читателя, вызывая ассоциации не с романтическим "чертогом любви", а с клозетом, где "царят" физиологические функции, а не эротические эмоции. Не парит счастливое тело, увлекая за собой душу, а издевается над человеком, и здесь показывая его рабом безличной стихии. Герои часто выглядят как мученики секса, они же его клоуны.