С надписью Мальборо,
И я,
На остывшем песке
Любящая тебя.
ХАРИДВАР*
Среди огней,
чужих молитв и криков,
Где ты, как грозный соглядатай
Других миров, стоишь на берегу, –
Бродить потерянно
По каменному руслу,
По обмелевшей речке,
Упавшей с неба, –
Гангу, –
По щиколотку в серебре.
И отпуская лодочку, как дети,
Плыть по течению с цветами,
И руки погружая в молоко
Реки-праматери,
Искать на дне звезду
Потерянного неба.
И вдруг понять,
Что смерти нет.
Что мы с тобой одни
Среди огня и тьмы
В слезах
Стоим пред дверью,
За которой Ждут,
И шепчем под тамтамы:
– Отче!..
« Харидвар – священный город индуистов в Индии, у истока Ганга,
в переводе – Двери Бога.
***
Мы с Лёшкой,
Дурачком деревенским,
Идём по Подстепке, –
Реке, –
Будто посуху,
По колено в снегу, –
Он в раздолбанных башмаках,
Впереди,
Я в дамских сапожках –
За ним,
След
в
След.
Февраль.
Мы с Лёшкой,
Дурачком деревенским,
Стоим,
Обмакнув лица
В голубую прорубь:
Любуемся небом, –
Оно в облаках всё –
Белых,
Словно в сугробах.
Мы с Лёшкой,
Дурачком деревенским,
Загораем лицами
На февральском, почти весеннем Солнце.
И я вдруг неожиданно рассказываю ему
О тебе,
Заколдованном принце,
Живущем в далёком городе
Золотом, – в замке,
О тебе, с которым
У меня никогда ничего
Не было,
Нет
И не будет,
Кроме любви,
Ненужной,
Как крылья.
Лёшка хмуро слушает, сплевывает себе под ноги,
То ли понимая меня, то ли не понимая.
Мы с Лёшкой
Печально возвращаемся домой.
Бредём по деревенской улице,
И у одного из домов
Нам под ноги бросается
Лающий, лязгающий цепью
Лохматый комок.
Лёшка бьёт большими рукавицами
Над головой дворняги,
Её прогоняя.
И, глядя в закрытые
Ставнями окна
Говорит мне,
Что в этом доме
Живёт его невеста.
На мой вопрос,
Как её зовут,
Отвечает,
Что не помнит.
Помолчав, добавляет,
Что будет любить её
Целую жизнь,
И тогда,
Когда умрет
Она и он. И дальше,
Дальше...
Он смотрит на меня
Небесными глазами святого отрока
Ясно-ясно,
Словно просвечивая душу рентгеном.
Деревенский дурачок,
Знающий всё о тайнах мироздания,
О том, что будет с нами,
Тобой и мною, –
Здесь, на земле,
И там, после смерти,
И дальше.
По дороге к тебе
По дороге к тебе
Завернула в сельский магазин
Купить четвертинку.
Хотела с сыном твоим
Посидеть,
Помянуть тебя,
Нина.
Подошла к дому,
Проваливаясь в снег.
К калитке вели собачьи следы,
Человеческих не было.
Дом покосившийся, деревенский
Пустыми глазами смотрел
На меня,
Как мертвец.
Алёши не было.
"Тетя Маша, я остался один,
Совсем один!" – сказал он моей матери
В тот день, когда тебя не стало, –
И заплакал.
Ровесник моему сыну.
Нет, немного помладше:
Двадцать пять ему исполнилось Этим летом,
В жарком августе,
Когда я шла
Так долго
По белой, как пудра, пыли
К тебе,
Ещё живой, –
И не застала.
Собор Парижской Богоматери
Собор,
Похожий
Ночью
В грозу
На корабль межпланетный,
Уносящий души людей
На небеса
Лиловые,
Где гром и молнии,
Где Бог.
Собор,
Выплывающий,
Из моего детства,
Когда мама длинными вечерами
Читала
Вслух роман
Про Квазимоду,
И плакала, жалея урода.
И Квазимордой
На улице обзывали мальчишки
Друг друга.
Собор,
В котором однажды,
Двенадцать лет назад,
Идя по проходу,
Вдруг ввысь поднялась,
Взойдя по лучу
Блеснувшего солнца.
И долго висела в воздухе
Над головой молившейся негритянки,
Одетой в красную шерстяную кофту,
Под музыку
Баха –
Бога, взявшего себе
Псевдоним.
Собор,
Куда прошлой весной
Я – забежала,
чтобы спрятаться от дождя,
в Чистый четверг,
Ты –
В Страстную
Пятницу.
Пришли,
Ещё не зная друг друга.
Чтобы
На следующий день
У нашей подруги,
Живущей высоко в небе,
На белой мансарде,
Где над нами летал какаду по имени Жаки
и напевал мелодию из "Волшебной Флейты"
Моцарта,
Словно то было в раю,
Встретиться
Накануне Пасхи.
ЯМАЛ
Собаки
с волчьими лицами.
Олени,
Застенчивые, как ненцы.
Ненцы,
По имени Прокопий и Пётр.
Снег, похожий
На глазурь, которой
Покрывают кулич
На Пасху.
Строганина в чуме.
Девочка Фая
Из народности ханты,
Закрывшая лицо руками,
То ли плачет,
То ли смеётся.
Как птица
Над Ямалом.
Ямалом.
Ямалом.
***
А.Р.
Бомж по имени Ёж
Моя блажь,
Мой Вергилий весёлый,
Пропахший помойкой,
Отведи меня в ад,
Словно в сад
На прогулку.
Улыбаясь беззубым младенцем
Ведёт
Ухвативши
Обмороженной
Этой зимою
Клешнёй,
Где нет линий судьбы
На ладони, –
Тащит в ад,
словно в сад,
на прогулку.
Мы летим в электричке пустой
В никуда,
И бегут перед нами в испуге леса,
Расступаясь от страха.
Всё отчаянней крик электрички
Безумной
В ночи.
И с горы
С змеем огненным
Падаем
В тартарары.
Мы в желудке
У этого змея.
Мы бредём по охваченной
Жаром земле,
По обугленным душам,
Как картошка печёная,
Души везде
Плачут, стонут
И молятся Богу.
Мы встречаем знакомых
И просто людей,
Что хорошими вроде бы были,
Но так сильно любили,
Так сильно горели,
Что попали сюда
Догорать угольками.
Уголками
Губ улыбаясь,
Я с ними
Здороваюсь.
Здрасьте! Я ваша тетя.
Я приехала
Ненадолго,
Но может быть скоро
Буду здесь у вас жить...
Бомж по имени Ёж,
Моя блажь,
Раздувает огонь у костра,
Чтобы души уселись в кружок
И, из кружки
Глотая чифирь,
Говорили за жизнь,
Про любовь.
Голова закружилась:
Я увидела, милый, тебя.
Ты без пары сидел
И устало смотрел
На меня,
Не узнав.
Как упал,
Как сломал,
Расскажи,
свои белые крылья?
Он любил! Он пропал!
Закричали горящие души.
Ты смотрел и молчал.
И ушёл вдруг в шалаш,
Одинокий,
Пропащий.
Бомж по имени Ёж,
Моя блажь,
Мой Вергилий весёлый –
С милым рай в шалаше –