Читаем Газета День Литературы # 139 (2008 3) полностью

Меньше чем за два года до смерти Самойлов о своем еврействе писал следующее: "Если меня, русского поэта и русского человека, погонят в газовую камеру, я буду повторять: "Шема исроэл, адэной элэхейну, адэной эход". Единственное, что я запомнил из своего еврейства" (4 июня 1988 г.).


Это высказывание поэта, казалось бы, закрывает тему еврейства Давида Самойлова и одновременно свидетельствует, что данная тема не случайна. Мысль о газовой камере может прийти только в голову человека, осознающего свое еврейство. И действительно, во многих жизненных и творческих проявлениях Самойлов был евреем. О некоторых из них обстоятельно и тонко сказал Станислав Куняев в статье "Лейтенанты и маркитанты" ("Наш современник", 2007, № 9).


Долгое время еврейское и советское начала существовали в Самойлове диффузно-неразрывно. Одно из подтверждений тому — поэма "Соломончик Портной. Краткое жизнеописание". Созданная в конце сороковых годов, она впервые была опубликована в 2005 году. И, естественно, эта поэма выпала из поля зрения исследователей литературы. Лишь Андрей Немзер кратко и предельно-вольно прокомментировал её в послесловии к книге Д.Самойлова "Поэмы" (М., 2005).


"Соломончик Портной" дал мне ответ на вопрос, откуда у Самойлова такая ненависть к Катаеву? Природу сей ненависти я долгое время не мог до конца понять. Ведь Валентин Петрович — первый главный редактор "Юности", журнала, среди работников которого евреев было, по словам Мэри Озеровой, "слишком много" (данное свидетельство взято из "Книги прощений" Ст. Рассадина). Все известные "звездные" мальчики от прозы и поэзии вошли в литературу с легкой руки В.Катаева, и, более того, он сразу — по первым публикациям — записал их в "русские гении", которыми они ошибочно значатся до сих пор.


Конечно, предвижу такое объяснение: Давиду Самойлову, наследнику пушкинской традиции, была чужда "мовистская" проза В.Катаева. Однако явное отторжение началось с повестей "Алмазный мой венц" и "Уже написан Вертер". Почему предыдущие "мовистские" вещи ("Маленькая железная дверь в стене", "Святой колодец", "Трава забвения", "Кубик", "Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона", "Кладбище в Скулянах") не вызвали подобной реакции?


Частично ответ лежит на поверхности. В письме к Л.Чуковской (начало августа 1980 года) Самойлов оценивает "Гамаюн" В.Орлова как "хорошую и полезную" книгу (книгу на самом деле мерзкую, написанную непрофессионально с ортодоксально-коммунистических, атеистических, антирусских позиций) и параллельно как "преотвратную" — повесть В.Катаева "Уже написан Вертер" ("Знамя", 2003, № 6). Лидия Корнеевна поняла Самойлова без его объяснений, и в ответном письме (9 августа 1980 года) среди её убийственных характеристик, данных Катаеву, затесалось одно слово, которое многое объясняет в восприятии обоих корреспондентов. Это слово "антисемитничает".


Довольно часто критику в адрес евреев Д.Самойлов воспринимал как проявление антисемитизма и даже фашизма. Так выступления П.Палиевского, Ст. Куняева, В.Кожинова в дискуссии "Классика и мы" оцениваются им как антисемитские (запись от 19 февраля 1978 года), а "Кожинов, написавший подлую статью об ОПОЯЗе, — фашист" (Самойлов Д. Проза поэта. — М., 2001). Согласно этой логике, в разряд преотвратных, антисемитских книг попала и повесть "Уже написан Вертер" (1980), в которой В.Катаев изобразил евреев-чекистов не героями, а палачами…


Интересно, что сам Д.Самойлов позволял себе многократные резкие высказывания о евреях, евреях-писателях в первую очередь. И, естественно, в этом Давид Самойлов проявления антисемитизма, фашизма не видел. Приведу три цитаты из подённых записей: "Вся муть лезла и вопила с яростью. Слово "талант" оказалось бранным. Хуже всех был искренний еврей Константин Финн" (18 марта 1963); "Саша Межиров — сумасшедший, свихнувшийся на зависти и ненависти к Евтушенко … Нет человека отвратительней Межирова, хотя редко он конкретно приносит зло. Он — осуществленье вечного зла" (23 мая 1973 г.); "Ожог" Аксенова — бунт пьяных сперматозоидов" (17 июня 1981 г.).


Вторая причина названного восприятия Д.Самойловым повести В.Катаева — совпадение её с собственной поэмой "Соломончик Портной" по типу героя и принципиальная разница в отношении к нему.


В этой поэме поражает, в первую очередь, то, насколько несамостоятельным как поэт, как эпик был Давид Самойлов в данный период. Все расхожие штампы своего времени в восприятии событий первых двадцати пяти лет советской власти он не просто художественно убого воплотил, но и довёл некоторые из них до полного абсурда.


Понятно почему Андрей Немзер так неохотно цитирует поэму, выбирая в двух их трёх случаев самые идеологически нейтральные строфы. Ибо всё остальное настольно примитивно и по мысли, и по форме, что и комментарии не требуются. В тех же местах поэмы, где автор оригинален, что сразу чувствуется, к нему возникают вопросы.


Перейти на страницу:

Похожие книги

1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла

Нам доступны лишь 4 процента Вселенной — а где остальные 96? Постоянны ли великие постоянные, а если постоянны, то почему они не постоянны? Что за чертовщина творится с жизнью на Марсе? Свобода воли — вещь, конечно, хорошая, правда, беспокоит один вопрос: эта самая «воля» — она чья? И так далее…Майкл Брукс не издевается над здравым смыслом, он лишь доводит этот «здравый смысл» до той грани, где самое интересное как раз и начинается. Великолепная книга, в которой поиск научной истины сближается с авантюризмом, а история научных авантюр оборачивается прогрессом самой науки. Не случайно один из критиков назвал Майкла Брукса «Индианой Джонсом в лабораторном халате».Майкл Брукс — британский ученый, писатель и научный журналист, блистательный популяризатор науки, консультант журнала «Нью сайентист».

Майкл Брукс

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное