Газета День Литературы # 140 (2008 4)

Это чувство любви и жажды любви захватило меня и словно не только подняло над миром, но и сделало равным ему, и я получил возможность удовлетворить неосознанное желание обнять этот чудесный мир и радостными слезами смеяться ему в лицо!

И после много раз я испытывал подобное, но всегда чего-то чуть-чуть не хватало в моей радости, и я до слёз жалел, что в тот день, в тот миг не попробовал летать! До сих пор сохранилась у меня наивная уверенность, что тогда я мог полететь, мог пролететь над миром, потому что было такое мгновение, когда во мне не осталось ничего, препятствующего полёту!

Полёт – не есть ли преодоление рубежа, отделяющего человека от Бога, слияние своей души с душой мира? А жажда полёта не есть ли стремление к совершенству и чистоте? И однажды взлетевший человек, пожалуй, не смог бы вернуться на землю и продолжать жизнь твари несовершенной. Может быть, он бы умер от тоски, а может быть, изменил бы мир!"

Древнеарийское учение о времени выделяло две формы его. Время конечное – ограниченное: прошлое, настоящее и будущее – трёхликое время, жёсткое, фатально связывающее прошлое с настоящим, а настоящее с будущим; время, не дающее свободы выбора. И время бесконечное – беспредельное, вечное, соединяющее настоящее и будущее в одну точку; время, дающее свободу выбора, позволяющее выйти за пределы предопределённости, подняться над фатальностью и неизбежностью. Каждый из нас несёт в себе и то и другое время, причём обе его формы взаимосвязаны. В зависимости от того, с каким временем человек отождествляет себя, та форма бытия ему и присуща. Если с конечным, то в жизни его будет присутствовать жёсткая последовательность от прошлого к будущему через настоящее. Если же человек ощущает вибрации вечности, то ему будет дарована свобода выбора, возможность вернуться к прошлому, управлять настоящим, закладывать будущее.

Леонид Бородин – из людей времени бесконечного. "Год чуда и печали" – его первый мощный прорыв (видимый не только ему) в эту гармонию бесконечности.

Его юный герой, стоя там, на каменной площадке над ущельем, "пережил мгновения не своей жизни, но мгновения вечности, которая так же неизмерима, как и мгновение, и поэтому равна ему!" Оттого-то все высокие испытания, сошедшие в этот год "чуда и печали" на его детскую, но и одновременно вневозрастную и вневременную душу на Мёртвой скале, оказались именно высокими, выводящими на восторг, печаль, красоту. Через сострадание, через страдание, через подаренные ему знания о душах настоящих людей, их мыслях, их великом горе и великой радости. Знания, которые должны быть кличем "к подвигу, а не лепёшкой, которую проглотил и по животу себя погладил".

Линия настоящего-прошлого-будущего крепко стянута в повести в пульсирующую солнечную точку. Маленькой рыбкой эта "цыплячья душа", "заморыш", "жалкий недокормыш" с "заячьим умишком" плавает в безграничной реке Времени, незаметно стягивая, смешивая, переплавляя и накрепко припаивая друг к другу эти катастрофически далеко разошедшиеся друг от друга временные пласты, переводя их из категории конечных – в Вечность. Он не хочет и не может быть просто свидетелем времени, он учится противостоять и противоборствовать чему-то, что не только сильнее и больше его, "но и совершенно иное по своей природе и по своему предназначению в мире".

"В предании каждое слово – только правда, иначе это не было бы преданием" – эти слова маленькой девочки, которой герой дарит настоящее, оживают в повести, одухотворяются, переплетаясь с новой жизнью, подпитываются новыми соками, прорастают в будущее.

"Не всё необычное есть чудо. Чудо – понятие нравственное, – утверждает Леонид Бородин. – …Правда чувств куда необъятнее правды обнаруженных нами законов мира, в котором мы живём!"

Наталья Федченко НЕФОРМАТ...

Такой личности, как Леонид Бородин, нет в современном литературном процессе, по крайней мере, в том, который видится авторам вузовских учебников по литературе. "Не ведает" о существовании творчества Бородина (как, к слову сказать, и всей ветви патриотической литературы, за исключением 2-3 имён) М.А. Черняк. Кратко, сдержанно, даже, пожалуй, излишне сдержанно, проговаривается о прозе Леонида Ивановича 90-х годов Ю.И. Минералов, исследователь, к которому чаще всего отсылают читателей авторы работ по современной литературе. Не относится творчество писателя и к литературе конца ХХ века, каковой она видится составителям коллективного труда под редакцией Т.М. Колядич. Не упоминается Л.Бородин в обстоятельном двухтомнике Н.Л. Лейдермана и М.Н. Липовецкого. Впрочем, как поясняют авторы учебного пособия "Русская литература ХХ века" под редакцией Л.П. Кременцова, на указанный двухтомник ссылающиеся, "…отсутствие тех или иных писательских фамилий не следует расценивать как попытку дискриминации. Просто в том ракурсе, в каком литературные события изложены в предлагаемом пособии, им не нашлось места". Приговор более чем недвусмысленный…