Буду вскрикивать, храпеть,
видеть жуткий сон.
В голове начнёт греметь:
скрежет, лязг и звон.
Будет мутное кино
через душу плыть,
телевизора бельмо
до утра светить.
***
На столе всё в грязи и во рже…
Ничего не найти… Что случилось?
Навести бы порядок в душе –
на столе бы само получилось.
БРЕД
Зачем этот жалкий, горячечный бред?
Я чуждо смотрю сквозь стекло.
Зачем это солнце? зачем этот свет?
зачем эти смех и тепло?
Зачем эту жизнь волоку, чуть дыша –
былого слежавшийся ком?
С любовью уходит из тела душа.
И я не могу о другом.
Как скудно, как пусто моё существо!
Как пало моё бытиё!
Лишь мелкие радости тешат его –
газеты, еда и питьё.
Куда я иду?.. И не в силах свернуть...
Бескрайни печаль и враньё.
И сдавлено горло, и сдавлена грудь...
И я не могу без неё...
ЦЕНА
…Тогда лишился сна я,
сдирая душу в кровь.
Любовь цены не знает –
цена любви – любовь.
Моей любовной песни
дни были сочтены –
была потеря чести,
а чести нет цены.
ОТЧЕ
…И оставь нам долги наши…
…И избави нас от лукавого…
Насущный хлеб вручаешь –
вот пища, вот вода.
И дoлги нам прощаешь…
а мы, вот, – не всегда.
Но, всемогущий Отче,
Ты – свет и благодать,
не можешь иль не хочешь
лукавого изгнать?
ОДИНОЧЕСТВО
Куда ж вы с грязными ногами
и душами? Кому кричу?
Я разругался лишь с богами.
О современниках – молчу.
Какая дрянь кругом осталась!
О, как убог с дерьмом союз!
Но не дерьмо смущает, малость –
я одиночества боюсь.
Оно насущней, ежечасней…
Один остаться – не готов.
Месть современников опасней,
Чем месть разгневанных богов.
***
Для разумного, чуткого глаза
мир несётся, бессмыслен и зол.
Исчезает Пространство и Масса
точно так, как Эйнштейн наплёл.
Боль и мрак просвербят моё темя,
пересилят способность любить.
Я боюсь уходящее Время,
лишь его не могу победить.
Жизнь – в куски, как разбитая рюмка...
ВРЕМЯ? – Что это за вещество?
Не бесовская ль злая придумка?
Присмотритесь! – ведь нету его!
***
Изъеден бессмысленным делом,
увязнув в пустой болтовне,
я чувствую трепетным телом,
что смерть поселилась во мне.
Незримо течёт по сосудам
и рвётся в беспомощный мозг,
сбивая бесстрашье и удаль
и взгляд отвращая от звёзд...
Толкает в разверстую бездну,
сосуды и нервы крушит...
И всё-таки, если быть честным:
она начинает с души
И селится в рифме несмелой,
и чести тупит остриё…
Потом из души омертвелой
процедится в сердце моё.
***
Неужто всё? Отчизна захлебнулась…
И кончилась прекрасная игра.
Гармония ушла и не вернулась.
Гармония ушла… И мне пора.
Дурной душок исходит от отчизны.
Лакейство, чванство, похоть и гнильё.
Ушла, ушла гармония из жизни…
А может быть, и не было её?
Огромная страна лежит без сил.
Все грабят, бьют, насилуют с охотой.
Нет, нас ещё никто не победил,
мы захлебнулись собственной блевотой.
РОДНИК
Это – как свежие росы!
Нет ни пылиночки лжи.
Робкие, сладкие слёзы
прямо из глуби души.
Тот родничок так не вечен!
Чище, светлей – не найду.
Кроме стиха, так и нечем
выразить ту красоту.
Смотришь... А он всё прелестней...
Счастье... Непрочная нить...
Кроме стиха или песни,
нечем его сохранить.
Владимир Коробов ПОЗДНЯЯ ГРОЗА
Стихи Владимира Коробова – это трепетная, проникновенная поэзия, и в то же время глубокая, порой наполненная отзвуками Серебряного века, хотя в целом это совершенно современный поэт.
В его лирике – озарения, открытость, русская обнажённость души сталкивается с реалиями нашего жестокого времени. Но поэт не выпячивает эти реалии, а даёт знать о них косвенно, отдельными деталями, что не нарушает целостного лирического настроя, пронизанного нежным сочувствием всему живому, – "что пришло процвесть и умереть", – полного яркими ассоциативными образами. "Как ты попала в ад из сада?" – говорит он о бабочке, случайно залетевшей в окно электрички. Такой, казалось бы, неприметный случай. Но истинность поэтического дарования и состоит в том, чтобы рядовое явление жизни суметь наполнить мощной, реально ощутимой символикой. "Ад" и "сад" (иными словами "рай") существуют в мире поэзии Владимира Коробова одновременно. В этом, на мой взгляд, одна из существенных черт его лирики. Внимание поэта привлека- ют мельчайшие приметы сегодняшней российской жизни (от уличного скрипача в московских подворотнях – до глубинки), которые служат ему отправной точкой в поэтических медитациях. Стихотворение "В больничном саду" (о больном ребёнке) пронизано тихой приглушённой грустью, хотя отнюдь не пессимистично:
“Души ранимые прозренья
Помогут мир открыть ему”,
– так оканчивается стихотворение. Природа, любовь, человеческая душа в её истинности – вот что ценно на земле, ибо на дне человеческой души таится божественная искра.
Несомненно, лирика Владимира Коробова по своему духу, по своему настрою, по своей способности к состраданию глубоко укоренена в традиции русской литературы. Вся поэтическая аура его творчества говорит об этом.
Юрий МАМЛЕЕВ
***
Пройдёт семейство молдаван
С гармоникою по вагонам.
Объявит диктор: Тёплый стан,
И сердце отзовётся стоном
На стон поруганной страны,
Гармоники сентиментальной,
Где чувство собственной вины
Смешалось с нищетой повальной,
Где нет отныне братских уз,
А равнодушие и злоба,
И, где навек почил Союз,