Читаем Газета День Литературы # 140 (2008 4) полностью

Жизнь в лесу продолжалась. Довольный и усталый заяц отпраздновал выздоровление в доме охотника, потом небесная собака проводила его по лунному лучику до своего домика под коричным деревом.

Виктор Бараков Н.А. ЗИНОВЬЕВ. Я – РУССКИЙ



Н.А. Зиновьев. Я – русский. Стихи. – Майкоп: ОАО “Полиграфиздат “Адыгея”, 2008. – 320 стр.



"Такого поэта в России больше нет", "сравнить его не с кем" – эти и подобные им изречения с завидным постоянством появляются в статьях и заметках о кубанском лирике Николае Зиновьеве.


Поражает единогласие пишущих о нём: все, как один, слишком скупо и почти безучастно сообщают о его личности. Быть может, неприметная внешность тому виной: скромный, даже застенчивый облик (несмотря на сократовский лоб), тихий голос, спокойный и незлобивый нрав... Между тем в общении Зиновьев несколько иной. Кротость и безмятежность его только внешние – внутри бушует настоящая буря.


И ещё одно обстоятельство, причём самое важное, отвлекает от его персоны: слишком хороши и удивительны его стихи. Их с нетерпением ждут, читают и перечитывают, и каждое последующее обращение к ним открывает всё новые двери на пути к чему-то очень и очень важному.


Почти за двадцать лет Николай Зиновьев опубликовал восемь поэтических сборников. "Я – русский" – девятая книга поэта. В неё вошли избранные стихотворения, написанные Зиновьевым за последние двадцать лет.


Нынешнее рубежное и смертельное время, увы, ни с чем не сравнимо: ни с меланхолическими семидесятыми, ни с танцующими и безрассудно-расточительными восьмидесятыми... Нечто жуткое, злобное, с грохотом взрывов и молчанием ягнят вошло в закатные часы северной "странной страны": "Необычная эпоха, / Несуразные года!"


У монахов есть молитвенный подвиг общения с Богом. У поэтов свой подвиг самоотречения. Поговорив с Небом в согласной тишине, они выходят с жертвенной и пламенной проповедью к людям. Николай Зиновьев проникает своими стихами в самую душу русского человека, страдающего, растерянного, упавшего нежданно-негаданно в самый разлом времен.


Память для поэта – чуть ли не последняя отрада, он помнит спокойное дыхание могучей Родины, слышит прозрачную мелодию детства, но и её заглушает пронзительно щемящая нота:


Мы спали на русской печи,


Счастливые русские дети.


В печи мать пекла калачи,


Вкусней не встречал я на свете.


Ты, память, давай не молчи!


Как вены, вскрывай свои дали


Про то, как на этой печи


Мы русские сказки читали.


Где нынче та русская печь?..


А там, где и русская речь.


Жажда правды в поэзии Зиновьева вполне сопоставима с христианским подвижничеством: "Блаженны алчущие и жаждущие правды". Поэт не осуждает, не кликушествует, он обличает:


Уберите лавровый венец –


Никогда не ходил я в кликушах,


Но я знаю, что света конец –


Воцарение тьмы в наших душах.


Он проповедует, не зная покоя, и платит за это самую высокую цену, ведь он пишет кровью собственного чуткого сердца, а значит, добивает и его своей неизбывной мукой: "Ведь душа лишь болью / Выдаёт себя".


Сентенция "все поэты – пророки" давно стала банальностью, но, если вдуматься, есть в ней какая-то великая и страшная тайна. Не случайно мистическая мудрость ветхозаветных старцев воскресает и в пророчествах нового времени:


И понял я на склоне дня,


Когда закат тёк речкой алой, –


Не я свой крест, а он меня


Несёт по жизни небывалой.


Евгений Нефёдов ВАШИМИ УСТАМИ



ЧУДОЗВОН...



Ударяю в колокол набатный!


А выходит тихое “блям-блям...”


Анатолий ГОРЯИНОВ



Ударяю в колокол однажды –


Чтоб набат разнёсся от него!


Но гляжу: совсем никто из граждан


Не услышал зова моего.



Что такое? В чём, смекаю, дело?


Или это колокол не тот,


Или сам – звонарь я неумелый,


Чтоб собрать вокруг себя народ?



Только если рассудить по чести –


Вряд ли я один тут виноват.


Вон, на днях Грызлов на ихнем съезде


Тоже всё пытался бить в набат.



Дёрнул за верёвку что есть силы,


Встал у рынды-брынды, горд и прям:


Мол, готовься к чуду, вся Россия!


А в ответ негромкое – “блям-блям...”



Но зато звенели в зале речи


В честь вождей, вступающих на трон.


Только мне от этого не легче:


Что-то даст народу этот звон?..



Много лет звенят уже ребята!


А по русским вымершим полям


Вместо долгожданного набата


Всё несётся тихое “блям-блям...”

Перейти на страницу:

Все книги серии Газета День Литературы

Похожие книги

Набоков о Набокове и прочем. Интервью
Набоков о Набокове и прочем. Интервью

Книга предлагает вниманию российских читателей сравнительно мало изученную часть творческого наследия Владимира Набокова — интервью, статьи, посвященные проблемам перевода, рецензии, эссе, полемические заметки 1940-х — 1970-х годов. Сборник смело можно назвать уникальным: подавляющее большинство материалов на русском языке публикуется впервые; некоторые из них, взятые из американской и европейской периодики, никогда не переиздавались ни на одном языке мира. С максимальной полнотой представляя эстетическое кредо, литературные пристрастия и антипатии, а также мировоззренческие принципы знаменитого писателя, книга вызовет интерес как у исследователей и почитателей набоковского творчества, так и у самого широкого круга любителей интеллектуальной прозы.Издание снабжено подробными комментариями и содержит редкие фотографии и рисунки — своего рода визуальную летопись жизненного пути самого загадочного и «непрозрачного» классика мировой литературы.

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Николай Мельников

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное