Газета День Литературы # 145 (2008 9)

Всё было, как обычно – Володя весел и оживлён, во всем его облике неуловимо чувствовалась Европа, ответственный секретарь Валя улыбчива и радушна, Личутин поздравляет меня с удач- ным раскрытием преступления в очередном детективе, знаю я эти его поздравления, а что делать – терплю, классик всё-таки, не каждый день и не каждому с классиком чокнуться удаётся.

Но всё это к делу не относится, перейду сразу к главному. Когда мы с Володей уже шли к метро "Парк Культуры", я обратил внимание на кепочку, в которой он красовался. Вроде, ничего в ней особенного не было, но всю недолгую дорогу к метро она притягивала мой завистливой взор. Сшили её из лоскутов разного материала, все лоскуты были серого цвета, но с еле уловимыми оттенками – зеленоватым, коричневым, синеватым… И только сбоку, над Володиным правым ухом полыхал алый лоскут.

– Откудова кепочка? – спросил я, стараясь, чтобы по голосу он не догадался о зависти, которая уже пожирала меня изнутри.

– Ирландия, Витя, всё та же Ирландия, – беззаботно ответил Володя, ещё не зная, не чувствуя, не догадываясь, что скоро, совсем скоро придётся ему с этой кепочкой расстаться.

– Хорошая кепочка, – сказал я тусклым голосом, но на этот раз Володя что-то всё-таки уловил и бросил на меня искоса взгляд скорее недоумённый, чем опасливый.

– Да, мне она тоже нравится, – беззаботно ответил он и предложил выпить кофе в забегаловке у самого метро. И пока заказывал кофе и распла- чивался у кассы, я не удержался и кепочку его, оставленную на спинке стула, примерил. И быстренько, даже как-то воровато, глянул на себя в оконное стекло. Ничего я там не увидел, но красный лоскут не просто отразился в стекле, он там, в соседнем пространстве, полыхнул на секунду обжигающе алым цветом, будто кто-то сатанинским взглядом мне подмигнул этак заговорщицки. Ничего, дескать, разберёмся.

Володя принёс кофе, я привычно разлил в чашки стограммовую бутылочку коньячка, напиток получился на удивление удачным и мы немного посплетничали, но невинно, можно даже сказать беззлобно. Скорее одобрительно посплетничали, поскольку ни у него, ни у меня не было ни малейшего повода завидовать кому бы то ни было.

Вот написал эти слова и тут же спохватился – был всё-таки повод для зависти, у меня появился этот повод именно в этот день – да, ребята, кепочка. Была уже осень, по большому витринному стеклу струились потоки воды, и мы не торопились, пережидая дождь. А когда уже собрались выходить и начали одеваться, я, признаюсь, малодушно и корыстолюбиво сделал вид, что перепутал наши головные уборы и как бы невзначай снова надел кепочку с красным лоскутом. И в ту же секунду почувствовал, что меня обдало жаром, как если бы вас неожиданно обняла красавица, по которой вы подыхаете каждый божий день. Вам знаком этот жар, который вдруг возникает где-то в глубинах вашего потрясённого организма, знаком? Значит, вы счастливый человек. Этот исходящий от вас жар не может не ощутить и женщина, она тоже не в силах уже ему противиться.

Кепочку пришлось вернуть, мы вышли на улицу, Володя, не задерживаясь, направился к входу в метро, я поплёлся следом, и было у меня такое чувство, будто уводят от меня, навсегда, по взаимному согласию уводят… Да, ребята, да, ту самую женщину, которая одним прикосновением локотка ли, коленки вызывает в вас тот самый внутренний жар, от которого сама же и вспыхивает…

Ладно, отвлёкся, немного…

В следующую среду, едва войдя в кабинет к Володе, я сразу бросил взгляд на вешалку – кепочка была на месте. И я, сам того не замечая, облегчённо перевёл дух.

– Прижилась кепочка, – сказал я фальшивым голосом, вешая куртку на крючок.

– А что с ней сделается, – ответил Володя, не прекращая разговора по телефону.

– Этот красный лоскут прямо-таки светится в твоём кабинете!

– Красный потому что, вот и светится… – легко ответил Володя, не чувствуя ещё никакого подвоха в моих словах.

– Примерьте, Виктор Алексеевич! – великодушно сказала Валя, выглянув из-за компьютера. – Она вам пойдёт.

– Вы думаете… – затравленно проговорил я – и к вешалке, надел кепочку, подошёл к зеркалу, не без опаски посмотрел себе в глаза. Первое ощущение – ужас. В зеркале был не я, на меня из тусклого стекла смотрел чужой, незнакомый мне человек. Постепенно я начал узнавать его, я вспомнил свою фотографию двадцатилетней давности, на которой я выглядел примерно вот так же...

Все свои снимки я делю на две категории – те, на которых я могу себя терпеть и те, на которых терпеть себя не могу. Так вот, на этом снимке я себе даже нравился. Я смотрел на себя откуда-то из прошлого века, и понимал, теперь только начал понимать ту женщину, которая тогда, в начале девяностых, иногда позванивала мне по телефону. А я был лёгок, беззаботен и глуп. Не думаю, что я так уж поумнел за эти годы, но что протрезвел, это точно.

Обречённо сняв кепочку, я прощально взглянул на свою мгновенно постаревшую, хорошо мне знакомую физиономию сегодняшнего дня и, с трудом добредя до вешалки, повесил её на тот же крючок, с которого снял минуту назад.