Газета День Литературы # 148 (2008 12)

Ректор в ответ: у либерал-образованцев – сплошь и рядом. Поэт Кручёных всех стихоплётов как кувалдой в лоб своей "поэмой": ДЫР БУЛ ЩИЛ – и прочая абракадабра. Малевич намалевал "Чёрный квадрат", и вся холуйская обслуга визжит в экстазе: "Мировой шедевр!" И все они считались нормальными, все при деле.

– И что, после этого отлипли?

– После отмашки. Им кто-то дал отмашку.

– Мой дядя в Ереване.

– А кто он?

– Зам председателя КГБ Армении. На их запрос выдал про меня синхрон с мнением вашего ректора: вялотекущий шизофреник со сдвигом в национализм.

– Вот это новости! – Прохоров поднялся, сел, с изумлением вглядываясь в Григоряна. – Так вот откуда у нас всё: оружие, провод через границу, снаряжение и сопровождение до Арарата…

– Как на научнике на мне, само собой, давно поставлен крест. Но быть матёрым торгашом не возбраняется. Поэтому я большой торгаш в Ереване, Вася-джан. И у меня большие деньги на всякие полезные дела.

– А может… ты ещё кто… кроме торгаша?

– Много будешь знать, некрасивым станешь, – лениво потянулся всем телом Григорян.

– Я опять к твоему дикоросу…

– Я же сказал: дойдём до места – всё увидишь сам.

– Дикорос пшеницы в этих горах…

Вкрадчивый нарастающий стрёкот прервал его. Прильнув к ботинку Прохорова, подняв над ним точёную башку, покачивалось черно-блёсткое змеище – в руку толщиной.

– Не дергайся, – неторопливым шёпотом сказал Ашот. Сложил трубочкой губы, издал вибрирующий свист. Свист прервался. Набрав в грудь воздуха, пустил человек в змею воздушную струю. Стрёкот стихал. Маятниковое качание почти угасло.

– Ползи, Беггадик-джан, своей дорогой – негромко попросил Хозяин горы. Поднял ладонь, качнул ею в сторону змеи. Та опустила голову с точёной, ясно прочерченной стрелой, стала стекать в расщелину между камнями. Лаково-чёрный зигзаг её полутораметровой протяжённости истаял в каменном крошеве.

– Твою-у-у-у диви-и-изию… – выплывал и не мог выплыть из потрясения Прохоров. Настоянная на веках гипнотическая властность ползучего гада, облучавшая его, ослабевала, отпускала.

– Какого чёрта эти твари липнут ко мне?!

– Ты извини их, Вася-джан, но твой нашатырный пот поставил на уши всю фауну на этом склоне. Такой химической отравы давно сюда не заползало.

– Что это была за кикимора?

– По-африкански Беггаддер. Bitis Atropos – чёрная шумящая гадюка. Водится в горных районах и на побережье Африки. И на горе Килиманджаро.

– А здесь как оказалась?

– Как скорпион. Как кобра Каперкаппел. Как Strix flammea – сова сипуха обыкновенная, как Upupa epos – удод. И все из Африки.

– Та стая лопоухих псов или волков, что нас сопровождает…

– Дикая африканская собака. Помесь гиены с псами.

– Давно всё это здесь?

– Не очень. Веков сто с лишним.

– Ты можешь не морочить мне голову? Причем здесь Африка и Арарат?

– Скоро увидишь сам.

– Что я должен увидеть?

– Тс-с-с… тихо. Не перебивай.

– Чью-у-у пи-и-и-ить! – кокетливым фальцетом позвали сверху.

Прохоров вскинул глаза. На дальней ветке куста в полутора метрах над их головами сидела серо-бурая птица, чуть больше голубя. Лимонно-жёлтые пятна, как адмиральские эполеты, распластались на её плечах. Роскошно длинные крыла, отороченные белыми каёмками, уютно скрещивались за спиной.

– Пить-пить ци-чьють! – малиновым посвистом озвучилась крылатая гостья.

– Иди ты! – удивился Ашот. – А далеко?

– Пить ци-ци чьть-чьють! – прикинув, отозвалась птаха.

– Не врёшь?

– Цици-пью-пють!! – подпрыгнула, всплеснула крылами пришелица.

– Ну извини. Уговорила, – стал подниматься Григорян. Спросил Прохорова: – Медку с горячим чаем не желаете, ваше графуёвое высочество?

– Шутить изволим, Григорян? Я пол-Армении отдам за эту роскошь.

– Россию отдавай, вашему Хрущу не привыкать. С Арменией мы сами разберёмся. Подъём, отдавало.

Адмиральско-эполетный летун порхал впереди. Опередив на несколько шагов, он садился на валун иль куст и поджидал.

– Ашот, нас что, действительно ведут куда-то? – обескураженно спросил придавленный всей этой чертовщиной Прохоров.

– Тебе ж сказали – к мёду.

– Вот этот шибздик?

– Indicator sparmanni. Обыкновенный медовед.

– Конечно, тоже африканец.

– Само собой. Любимец суахили и всех туземных племён от Сенегала до Мыса Доброй Надежды. Там много диких пчёл.

– И этот Индикатор водит их к диким гнёздам… зачем?

– За угощением. Туземцы забирают мёд и оставляют Индикатору лакомство: соты с личинками пчёл. И этого он ждёт от нас.

… Расщелина в скале облеплена была зудящим роем пчёл. Ашот достал из рюкзака резиновые перчатки, накомарник. Обезопасив руки и лицо, залез по локоть в продольный зев пчелиного гнездища. Жужжащий вихрь клубился, лип к его рукам и голове. Василий, спрятавшись за камень, опасливо следил за экспроприацией. В двух метрах на кусте подёргивался возбуждённо, исходил нетерпеливым писком медовед.

Они оставили ему на камне сотовый ломоть, нафаршированный пчелиными личинками. Ашот нёс сотовый кус на лопухе, его янтарная благоуханность втекала в ноздри, пятнала зелень.