Читаем Газета День Литературы # 157 (2009 9) полностью

наши зубы, как пена, белы –


и качаются наши песни


от Баку до Махачкалы…




12. Николай ГЛАЗКОВ. О нём мне писали многие. Пишет oldblues: "В этом же ряду и Николай Глазков и как личность в т.ч…" Евгений Лесин добавляет: "…Николай Глазков, Олег Григорьев…" Согласен с вами. Оригинальнейший поэт, оригинальнейшая личность. Может быть, в двадцатых годах рядом с Хлебниковым и Кручёных, рядом с Хармсом и Введенским он смотрелся бы органично. Но в более поздние времена – и он сам, и его стихи выглядели необыкно- венным чудом. Как он уцелел? Не трогали как юродивого. "Народ великий и единственный Сражается на всех фронтах, А я великий и единственный, И хорошо, что это так". Футурист жизни пятидесятых годов. Дервиш, пророк, весёлый юморист русского пошиба. Его знали все в литературной жизни России, его цитировали в пьяных разговорах, у него подворовывали, но – не печатали. Об этом честно написал Борис Слуцкий: "Сколько мы у него воровали, А всего мы не утянули..." Когда "допустили" к печати, часто стал писать "под дурака". Девиз его поздней поэзии: "Трудно в мире подлунном Брать быка за рога. Надо быть очень умным, Чтоб сыграть дурака".



Я на жизнь взираю из-под столика.


Век двадцатый – век необычайный.


Чем столетье лучше для историка,


Тем для современника печальней.




13. Сергей КЛЫЧКОВ. О его значимости писали и говорили Алексей Шепелев, мой друг, профессор Литинститута Владимир Смирнов. Поэзию Клычкова высоко ценили Блок и Мандельштам, Есенин и Белый. А для Осипа Бескина и других специалистов по раскулачиванию он был главным символом кулацкой Руси. Соединил магический реализм, то, что нынче называется фэнтези, с архаизмом Древней Руси. Был расстрелян в 1937 году.



Край родной мой (всё, как было!)


Так же ясен, дик и прост, –


Только лишние могилы


Сгорбили погост.


Лишь печальней и плачевней


Льётся древний звон в тиши


Вдоль долин родной деревни


На помин души, –


Да заря крылом разбитым,


Осыпая перья вниз,


Бьётся по могильным плитам


Да по крышам изб...




14. Дмитрий КЕДРИН. Его отсутствие в первом списке справедливо отметили наши авторы. Неплохо о нём написал и Евтушенко, в молодости попавший под его влияние. Жаль, позже это благотворное влияние сменилось иным, разрушительным. Знание русской истории не позволило ему идеализировать годы "великого перелома". В 1938 году Кедрин написал самое своё знаменитое стихотворение "Зодчие", под влиянием которого Андрей Тарковский создал фильм "Андрей Рублёв". "Страшная царская милость" – выколотые по приказу Ивана Грозного глаза творцов Василия Блаженного – перекликалась со сталинской милостью – безжалостной расправой со строителями социалистической утопии. Неслучайно Кедрин создал портрет вождя гуннов – Аттилы, жертвы своей собственной жестокости и одиночества. Поэт с болью писал о трагедии русских гениев, не признанных в собственном Отечестве: "И строил Конь. Кто виллы в Луке покрыл узорами резьбы, в Урбино чьи большие руки собора вывели столбы?" Кедрин прославлял мужество художника быть безжалостным судьёй не только своего времени, но и себя самого…



И тогда государь


Повелел ослепить этих зодчих,


Чтоб в земле его церковь


Стояла одна такова,


Чтобы в Суздальских землях


И в землях Рязанских и прочих


Не поставили лучшего храма,


Чем храм Покрова!



Соколиные очи


Кололи им шилом железным,


Дабы белого света


Увидеть они не могли.


И клеймили клеймом,


Их секли батогами, болезных,


И кидали их, тёмных,


На стылое лоно земли…



И стояла их церковь такая,


Что словно приснилась.


И звонила она,


Будто их отпевала навзрыд,


И запретную песню


Про страшную царскую милость


Пели в тайных местах


По широкой Руси гусляры.




Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже