Газета День Литературы # 158 (2009 10)

Мария Игнатьевна поднялась с кресла, подошла к Ивану Кирилловичу, обняла его и поцеловала.

– Маша, помнишь – "До свиданья! До скорой встречи!" – сказал Юра. "До свиданья! До скорой встречи!" – ответил Королёв.

– Сколько раз мы с тобой прослушивали эту фонограмму старта.

– Сейчас это звучит для нас – они нас ждут Там! Ты слышишь – ждут! Там! И если Там – есть, мы увидимся с ними и со всеми другими, кто нам дорог. И это счастье. Мы движемся к счастью – ты слышишь, Маша?

– Да-да, ты прав. Ты всегда был прав. Может потому, что я люблю тебя, и мне казалось, что ты всегда прав. Отдохни, а я поглажу твою сорочку, я вчера её постирала.

Иван Кириллович вновь сел в кресло.

"Товарищ первый секретарь Центрального Комитета коммунистической партии Советского Союза, председатель Совета Министров СССР! Рад доложить вам, что задание партии и правительства выполнено. Первый в истории человечества полёт на космическом корабле "Восток" 12 апреля успешно выполнен. Все приборы и оборудование корабля работали чётко и безупречно. Готов выполнить новое задание партии и правительства! Лётчик-космонавт майор Гагарин".

Глубоко в подсознании находился этот рапорт у Ивана Кирилловича, в который уже раз он вспомнил небывалые торжества в Кремле; всю жизнь он гордился своим причастием к истории, гордился орденом Ленина и Звездою Героя Социалистического Труда, которыми был награждён за своё участие в организации этого полёта.

И вновь, в который уже раз за последние дни, перед мысленным взором прошла вся его жизнь, детство и отрочество, и было ему что вспомнить и чему радоваться…

Мария Игнатьевна гладила сорочку. Иван Кириллович надел очки, развернул газету, углубился в чтение:

– в Лондоне проблемы экономического спада обсуждала на саммите "большая восьмёрка";

– встретились два президента – Дмитрий Медведев и Барак Обама;

– тысячи антиглобалистов демонстрировали свою неприязнь к капиталистам – били стёкла в здании Королевского банка Шотландии, дрались с полицейскими; протестующие скандировали: "Позор!", "Революция!", "Громи банки!", "Повесь банкира!"

На другой газетной полосе Иван Кириллович прочитал:

– в Страсбурге юбилейный саммит НАТО; антиглобалисты заставили Страсбург перейти на военное положение – сорок тысяч полицейских охраняли мировую элиту от разгневанного народа; молодёжь сооружала баррикады и сжигала мусорные баки;

– "Капитал" Маркса стал на Западе популярной книгой;

– сотни миллиардов долларов, вырученных от продажи нефти, Россия направила в американские банки для поддержки американской экономики;

– жителям Светлогорья полгода не платят зарплату;

– сельское хозяйство и промышленность России продолжают разваливаться – всему виной мировой кризис.

Иван Кириллович опустил на колени руки и задремал; Мария Игнатьевна взяла у него газету и отнесла в мусорное ведро.

Утром следующего дня супруги встали рано, как и всегда.

– Чаю поставить? – тихо спросила Мария Игнатьевна.

– Зачем? – ещё тише ответил Иван Кириллович.

Оба умылись и стали одеваться. Время неумолимо отсчитывало секунды, и остановить его было невозможно.

Иван Кириллович надел новый костюм, выглаженную накануне сорочку и галстук.

Мария Игнатьевна облачилась в чёрное платье, в котором любила ходить в гости, хотя и редко; причесалась, раскрыла том Николая Лескова и села в кресло.

Сидели они молча, и против обыкновения ничего друг другу не говорили: были как никогда спокойны и умиротворённы; знали, что их мучениям сегодня, совсем скоро, наступит долгожданный конец.

Иван Кириллович погрузился в воспоминания. И вспомнил, как, будучи ещё молодыми, любили они по праздникам пить натуральное советское шампанское, долго пузырившееся тонкими бриллиантовыми нитями в старинных фужерах "Баккара", доставшихся Марии Игнатьевне в наследство от бабушки; закусывали отменным швейцарским сыром и потом долго гуляли в огромном парке, где им была известна каждая тропинка, дышали свежим, слегка влажным воздухом, а зайдя в глушь, скромно целовали друг друга.

Время шло. Они ждали.

– Возьми наши паспорта к себе в карман, – тихо произнесла Мария Игнатьевна.

– Зачем же?

– Пусть будет так, зачем людям лишняя морока, – ещё тише ответила Мария Игнатьевна. – Давай присядем.

Оба старались не смотреть друг другу в глаза, тихо сели в кресла и сидели молча; думали они об одном и том же, о той трагедии, которая сделала их несчастными, о той трагедии, которая произошла в ноябре прошлого года...

Настойчивый звонок в дверь раздался неожиданно.

Мария Игнатьевна и Иван Кириллович встали, помогли друг другу одеться.

Иван Кириллович надел новые кожаные перчатки, обмотал вокруг шеи довязанный накануне Марией Игнатьевной светлый шерстяной шарф, который оживил его лицо, и взял в правую руку зонтик-трость, а Мария Игнатьевна, одевшись и поправив шляпу и шёлковый платочек, взяла в руки пакет.

Вновь раздался настойчивый звонок. Мария Игнатьевна посмотрела на Ивана Кирилловича и подошла к двери...